— Я воздействовала на своих детей, — отозвалась богиня. — Тем, кто ушел во тьму Подземья — неприятно и неудобно на земле. Те, кто остался в Свете — боятся Подгорной Тьмы. Они хотя и враждебны друг другу, но редко пересекаются. Увы, у владык фейри не было такой возможности. Но сейчас… Сейчас я увидела возможность возрождения. А ты хочешь получить мою дочь, для чего тебе нужен титул князя. Я не возражаю, но тебе придется побегать, исполняя мои поручения.
Похоже, во время нашего разговора богиня устроила "промотку". Солнце скрылось за горизонтом. О начавшихся событиях я мог бы догадаться и так. Знаки на домах "отступников", гул колоколов, и дикая, страшная резня. Владыки фейри встретили ее разбросанными малыми группами по всему городу, лишенными единого командования, в большинстве своем — даже без оружия. Прорваться к стенам и скрыться удалось лишь очень и очень немногим. Но выжившие — были.
— Они выжили? — спросил я у Матери эльфов.
— Да, — получил я ответ. — Они выжили, и сейчас — спят, ожидая того, кто объединит и поведет их.
Пространство мигнуло и вывернулось. Картина изменилась.
С высокой башни своего зимнего дворца Анэрон Третий лист смотрел на горящий город. Да, владыки фейри оказались разбиты на мелкие группы, лишены единого командования, а часто и оружия… но даже так они оставались грозными противниками. К тому же, далеко не все жители Асколхорна, даже и не отдавшиеся во власть Хаоса, были Верными. И сейчас многие кинулись сводить старые счеты, а то и просто грабить. И часто — встречали сопротивление. Город горел, эльфы гибли. И это было совсем не то, чего хотел и что ожидал князь Анэрон. И особенно не хотел он смерти собственной дочери. Наирэ вместо того, чтобы, как и подобает высокородной эльфийке, смиренно принять отцовскую волю, бросила в лицо отцу обвинение в предательстве и отступничестве, и прыгнула с балкона башни, куда ее с женихом загнали Гончие Леса, отряд особо преданный лично князю и культу Матери.
Жаль, конечно, несчастную, которой верность слову затмила верность отцу, и, следовательно, Вере и Свету. Жаль те потерянные души, что сейчас погибали на улицах Асколхорна. Но это все во благо народа и во славу Матери.
Резкая боль пронзила тело князя, и, опустив взгляд, он с удивлением увидел кончик клинка, высунувшися из его собственной груди. Жизнь князя поддерживала более магия Жизни, к которой он имел большие способности, чем что-то еще, но и так его сил хватило лишь на то, чтобы, оглянувшись, увидеть маску, в прорезях которой негасимым пламенем горели кроваво-алые глаза.
— Ассасин… темных… — выдохнул князь, и это были его последние слова.
Матроны темных кланов предполагали, что этих слов никто не услышит. Но матроны предполагают, а Паучиха располагает. Гончие оказались сильнее и быстрее, чем предполагали темные. Они сумели вырваться из ловушки, и клич "Темные убили князя!" всколыхнул город новым витком резни. Теперь уже в формате "Светлые против темных". В отличие от лордов фейри, приехавших на праздник, темные собрались, чтобы убивать и участвовать в междоусобице. Их отряды, хотя и меньшие числом, слаженно отступали к провалу в Подземье, закрываясь от светлых группами боевых рабов, чьи жизни в глазах их темных хозяев не стоили ничего. Но мстители, чувствующие себя в силах и в праве, продолжали наседать. И кровь Перворожденных щедро лилась на камни, кровавой тризной по погибшим лордам фейри.
Гаэрон, младший брат погибшего князя, криво усмехнулся выслушав коленопреклоненного гонца, и обернулся к Тинвекаль, Видящей и главе культа Матери.
— Ну что же, как говорят это недоживущие, — губы эльфа скривились в отвращении, — "Князь умер. Да здравствует князь!"
— Не думаю, — холодно ответила Видящая.
— С чего это? — возмущенно вскинулся эльф. — По закону…
— Воля Матери превыше закона, — во взгляде эльфийки видны были только холод и смерть. — И то, что Мать не стала ни останавливать твоего брата, ни выдавать ему твой сговор с матронами темных кланов — не говорит о том, что ей нравятся предательство и братоубийство. Ветвь Третьего листа пресеклась.
— Что?! — Гаэрон попытался выхватить меч, но жезл был уже в руках у Тинвекаль, и он полыхнул слепящим, испепеляющим Светом. И из этого сияния послышались слова:
— Проклинаю. Быть месту сему впусте!
Битва на городских улицах замерла. Страх охватил души сражавшихся, смял их и выбросил из разумов мысли о продолжении боя. И эльфы бежали, бежали не оглядываясь. А Воля Матери стирала в памяти бегущих само знание о том, где находился павший Асколхорн, что некогда был символом единства эльфийского народа, а ныне стал мертвым памятником расколу и предательству.