Кукловод Тысячи и одного заговора

Крик стих, и М'Арен Да'Гор, верховная матрона Дома Да'Гор Баррашез замерла, вслушиваясь в тишину. Ноздри жрицы приятно щекотали запахи жареного мяса, пролитой крови и страха. А взгляд ее вперялся в алтарь Богини. В обычной ситуации на алтарь уложили бы мужчину, и, не затрудняясь ритуальным мучительством, вырезали бы сердце. Но сегодня… Впервые со времен неудачной попытки установить форпост по дороге наверх, Всебесцветная паучиха, Мать и Владычица иллитири, явила знак милости и расположения Дому Да'Гор: его воинам удалось захватить младшую жрицу враждебного Дома. В бою полегли десяток воинов и два мага Дома Да'Гор, одна из дочерей матроны, руководившая захватом, полностью растратила ману, и осталась без сил. Но мерзкую девчонку удалось захватить живой.

Разумеется, прямо там, на месте захвата, пленная была осквернена низшими существами, и лишилась милости и благоволения Паучихи как проигравшая. А после ее доставили в главный храм Дома Да'Гор, где вот уже на протяжении многих колец[16] проходил ритуал благодарности Великой, даровавшей победу. И теперь, когда кожа с выжженным на ней тавром Дома, была полностью снята и готовилась отправиться к мастерам, чтобы ее выделали и наложили заклятья сохранения, а в теле исчезли последние искры жизни, М'Арен ожидала выражения воли своей Богини. И воля была явлена.

— Эй, ты, — вылетевшая из алтарного зала жрица Ллос была зла… как жрица Ллос. Мастер оружия (а по совместительству — главный стратег и предводитель вооруженных сил Дома), вздрогнул, осознав, что обращаются к нему. — Немедленно сообщи своим скотам: мы оставляем домен Аграч.

— Но его же займут эти проклятые отступники из Дома Да'Вир, и низшие[17]…

Нет, мастер оружия промолчал. Для него обратиться в таком тоне к Матери Дома означало бы обречь себя на много колец ужасных пыток и неминуемую гибель. Но старшая дочь Матроны могла себе позволить выразить некоторое сомнение. Тем более, что Мать дома, некоторое время лишенного благословения Паучихи сильно нуждалась в поддержке дочерей, и была вынуждена предоставить им некоторую свободу, существенно большую, чем в прочих Домах.

— Нам приказано так поступить под угрозой явления Вестницы.

После этого споры были уже неуместны и смертельно опасны: последовать за плененной жрицей могла бы даже старшая и сильнейшая из дочерей. И Дом Да'Гор Баррашез стал готовиться к эвакуации своих сил из спорного домена.

* * *

— Все, все… — тишина в Садах Бессмертных нарушалась редко… Но когда это делает сама хозяйка этих мест — кто посмеет возразить? — Все уже закончилось, моя Верная. — Узкая светлая ладонь скользит по иссиня-черной коже щеки, по все еще вздрагивающему горлу, по содрогающейся от приступов фантомной боли груди, и упирается длинным и острым ногтем в сосок. — Почти все… — мертвая вздрагивает. — Тебе еще предстоит совершить последний выбор: где ты будешь ожидать возвращения в тварный мир: в тишине моих садов? Или у тени у подножия моего трона? — Богиня замирает, вслушиваясь в то, что не услышать иным, пусть даже и обладающим равно силой. — Я поняла. Тогда — держись.

Заострившийся и блеснувший металлом коготь рассек ареолу соска, отметился кровавым следом на лбу, коснулся того места, где стройные ножки погибшей жрицы соединялись с телом, и…

Так верная жрица, до конце исполнившая волю Богини не кричала даже тогда, когда ее насиловали, клеймили и свежевали на алтаре. То, что сейчас происходило с ней — было многократно ужаснее, и не было даже возможности отстраниться от боли и ужаса, потеряв сознание: для мертвых не было этого пути. Дар Богини обрушился на жертву, возжелавшую Возвышения… И лишь через многие, многие годы ужаса и страдания с алтаря поднимется новая Вестница Всебесцветной паучихи… а может — и Феникс Матери… это еще не было решено.

Глава 9. Туман прошлого

Сон мне снился красивый. Я неторопливо летел над городом, раскинувшимся там, где горы постепенно переходили в цветущие зеленые предгорья, у выхода из довольно-таки обширного ущелья. Что интересно, хотя из ущелья входила довольно-таки широкая дорога, город встречал ее не улыбкой широких ворот, но щитами стен и острыми копьями башен. Дорога же, повернув у самого окружавшего город рва, вела рискнувшего пройти по ней мимо молчаливых бойниц и грозных машин на площадках башен. Обойдя же город, дорога разветвлялась, и одной частью уходила вдаль, а другой — упиралась в обнаружившиеся-таки ворота. Судя по всему, беды здесь ждали именно со стороны гор.

Архитектура города, несмотря на то, в целом была понятна, но выглядела нечеловеческой. При этом ткнуть пальцем в какое-то конкретное решение и сказать: "вот это точно не по-человечески", не получалось. Однако общее впечатление было однозначным: это строили не люди.

Пролетев над стенами, со спокойно перемещающимися по боевым ходам часовыми, я не вызвал тревоги. Это меня заинтересовало, и я решил посмотреть на то, как я сейчас выгляжу… и не увидел ничего. Меня не было… но, в тоже время я был. Ведь "мыслю — следовательно существую".