Кукловоды и марионетки. Воспоминания помощника председателя КГБ Крючкова

Число документов, относимых к наиболее конфиденциальным, быстро росло; “особая папка” пополнялась в значительной мере за счет перенесения в нее большинства внешнеполитических дел. Если не считать вопросов о назначениях представителей СССР за рубежом (полпредов, торгпредов, военных атташе, руководителей и членов делегаций на международных конференциях и т. д.), то в “особую папку” направлялись все иные постановления Политбюро по проблемам взаимоотношений СССР с внешним миром, независимо от того, насколько важным или секретным было существо конкретного решения. Часть внешнеполитических постановлений, однако, продолжала фиксироваться в “обычных” протоколах, копии которых подлежали более широкому распространению, нежели “особые папки”. Выявить определенные правила, которыми руководствовалось Политбюро (или Секретарь ЦК ВКП(б), руководивший процессом подготовки и принятия решений, подписывавший протокол) при распределении своих постановлений между двумя видами протоколов, оказалось невозможным. Можно констатировать лишь, что все решения по экспортно-импортным операциям, осуществлявшимся сверх ранее утвержденного валютного плана, – будь то, например, закупка свиней на 30 тыс. рублей или приобретение картин за 2 тыс. рублей – никогда не заносились в рассылочные “обычные” протоколы. Этот подход отчасти объяснялся тем, что финансовые аспекты самих валютных и экспортно-импортных планов относились к категории повышенной секретности, источником дополнительных ассигнований являлся, как правило, “торгово-политический контингент” – резервный фонд валюты, о существовании и тем более размерах которого знал крайне узкий круг лиц, отчасти стремлением избежать ревнивых претензий со стороны ведомств, которым в дополнительных тратах отказывалось. Среди постановлений по международным делам, включенных в обычные протоколы, удельный вес решений о снятии с повестки дня или откладывании поставленного вопроса был выше, чем других (о принятии предложений ведомств, внесении в них изменений и т. д.).

Четкой содержательной или тематической границы при распределении внешнеполитических решений между двумя видами протоколов не существовало. Так, в сентябре 1933 – январе 1934 г. Политбюро четырежды рассматривало вопросы об организации воздушного сообщения между Польшей и СССР. Два из них, имевших принципиальное политическое значение – о принятии предложений НКИД на этот счет (сентябрь 1933 г.) и об отказе от продолжения переговоров с Польшей (январь 1934 г.), вошли в “обычные” протоколы ПБ. Два других постановления, касавшихся хода авиационных переговоров (ноябрь 1933 г.), были отнесены к категории “особая папка”. 26 и 27 июля 1934 г. Политбюро утвердило решения под одинаковым названием (“О посылке хлеба пострадавшим от наводнения в Польше”), причем одно из них как “строго секретное” вошло в “обычный” протокол, а другое – в “особый”. Вряд ли можно объяснить деловыми мотивами (в том числе соображениями конфиденциальности) тот факт, что два решения 1933 г. о советско-польских торговых соглашениях оказались доступны всем получателям протоколов Политбюро, а постановление вступить в переговоры с Польшей о координации продаж двойных шпал из лиственницы было заключено в “особую папку”.

Не исключая элементов делопроизводственного произвола, приходится признать, что параллельное ведение двух видов протоколов ПБ имело некие дополнительные функции, а распределение между ними вопросов внешнеполитической проблематики вызывалось мотивами, лежащими в иной сфере. Вероятно, эта практика отражала и конструировала определенный тип взаимоотношений Политбюро с адресатами его протоколов. Для представителей правящего слоя, получавших “обычные” протоколы, поддерживалась иллюзия их “причастности” к международной деятельности Политбюро. Значение имело не существо тех или иных частных решений, которые сохранялись в этих протоколах, а сам факт наличия в них записей о проводимых внешнеполитических акциях – перечней вопросов повестки дня и немногих содержательных постановлений. Вместе с тем перенесение в “особые папки” подавляющего большинства внешнеполитических резолюций подтверждало исключительность положения группы избранных, знакомившихся с их содержанием. Иерархичность протоколов Политбюро воспроизводила и акцентировала статусные различия внутри узкого правящего слоя»[75].

Кстати говоря, профессор кафедры всеобщей истории Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, доктор исторических наук, видный специалист в области международных отношений, истории Европы (в первую очередь Польши) и СССР 1920–1930-х гг. Олег Николаевич Кен (скоропостижно скончавшийся в возрасте всего лишь 47 лет) хорошенько отхлестал внука Вячеслава Скрябина (Молотова) и Перл Карповской (Жемчужиной) в своей рецензии на книгу В. Никонова «Молотов. Молодость», вышедшую в 2005 году в издательстве «Вагриус».