Куколка

Врываюсь в нее и безмолвно кричу в потолок. Он трескается от жара и лавы, что растекается по венам. Я не способен сохранить этот миг в вечности, но могу подарить Вике себя целиком. Я готов пожертвовать своей жизнью ради ее будущего.

У меня не было женщин лучше нее и никогда не будет больше. У меня нет детей, от таких, как я, не рожают. Не нужно плодить бракованный генофонд, все правильно.

Толкаясь в нее, вспоминаю, как мы говорили о ребенке, как горели у нее глаза, а я нелепо шутил, что не нагулялся. Неправда ведь. Я просто боялся, что вот это все случится, и Вика останется одна. С малышом. Не хочу ей такой судьбы.

Кровь закипает, когда она сжимается, царапается и ритмично подается навстречу. Не она мотылек, а я… Она — пламя, а я давно сгорел. Сознание крошится на осколки от неистовой пляски тел, от быстрых рывков. Я переворачиваю ее и тяну вверх. Вхожу сзади. Жена вскрикивает и прогибается сильнее в пояснице, опускается на локти. Ласкаю ее грудь, шарю по коже, что покрылась бусинами пота, сдавливаю бедра и тараню, тараню, тараню…

Пока не выбиваю из ее груди сдавленный хрип, а тугая и горячая пульсация срывает чеку моей гранаты, и я лечу в обрыв.

Хватаю Вику и тащу на себя. Еще секунду, еще немного. Не исчезай… Не уходи…

Расцепляю губы и, преодолевая магический блок, сипло выдавливаю: «Люблю». Из носа бежит юшка крови, голова взрывается от болезненных спазмов, отчего мир перед глазами меркнет. Я заваливаюсь набок и на секунду теряю сознание. Когда тяжело распахиваю веки, Вика уже оделась, даже заплела волосы в косу, села рядом на кровать и поглаживает меня по заросшей щеке.

— Выслушай, — говорит мягко. В ее улыбке прячется глубокая печаль. — Не пытайся что-то сказать, у тебя не получится. Я знаю, что очень хочешь, но не нужно. Ты не сможешь ничего изменить, мы теперь на разных берегах. Даже если я пойму и прощу все твои поступки, ты — светлый, а я под запретом… Маттер. Я не хочу рисковать тобой и нашими друзьями. Передай Яну, что Лиза тоже здесь, но Аким сильно подавил ее волю. Я попытаюсь помочь, хотя не знаю как. Что-нибудь придумаю, не даром же учусь. И спаси Артема, он заслуживает счастья. Они оба не должны пострадать из-за нас с тобой.

Крылова замолкает на несколько долгих секунд, а мое сердце начинает ломать грудь. Бьется в ребра, как гонг. Я хочу говорить! Пожалуйста, позволь! Ви-ка-а-а… Но вместо слов, только взрывы в висках и кровь из носа…

— Марк, не делай так, — грозит жена и сводит каштановые брови, соскальзывает пальчиками с моего подбородка и вытирает уголком простыни мои губы. — Спасибо тебе, что любил меня. Спасибо, что ценил и берег. И спасибо, что сломал.

Она резко встает и отходит в тень стены. Глаза горят праведным огнем, я тянусь и размыкаю губы в попытке высказаться, вымолить прощение. Темнота скручивается, стремительно тащит меня вглубь, и я слышу последнее:

— Прощай…

Глава 43. Свобода или иллюзия?

Просыпаться одной после сладкой ночи в объятиях любимого очень тяжело. Каждый вдох режет грудь ржавым ножом.

— Вика? — тихий голос Дарины звучит над плечом, в руку впиваются горячие пальцы.

— Что ты сделала?

— Отстань, прошу, — откашливаюсь, чтобы избавиться от хрипоты. Откидываю ее цепкие пальцы и переворачиваюсь на бок. Меня крутит от желания орать, не думала, что на выходе из сна снова буду не одна. Подружка же вчера еще утром ушла, а потом весь день я видела ее в обнимку с худющим пацаном.

— Ты же обещала, — сердится Дарина, трясет волосами. — Обещала дать Марку шанс. Это неправильно. Ты не дала ему даже возможности выговориться.

Выставляю ладонь перед собой и прошу ее замолчать.

— Не лезь в мою голову! Я не знаю, как ты это делаешь, но прекрати. Это моя личная жизнь, мое решение.

— Нет! — противостоит она. — Я не Марк, не стану позволять тебе издеваться над собой и другими! — отступает, будто боится обжечься о мой взгляд. Веснушки сходятся в густое коричневое созвездие на переносице. — Ты глупая дура, если думаешь, что он бросит попытки спасти тебя, найти тебя! Ты только толкнула его в пропасть, Вика! Идиотка! Вырыла мужу могилу своими руками. Радуйся, — он горько усмехается и выбрасывает вверх ладони. — Довольна своей свободой?

Я приподнимаюсь на локтях и впиваюсь в нарушителя покоя острым взглядом. Сожрать ее хочется, только бы замолчала. Рычу:

— Вали и не приходи больше.

— И меня под шумок выбросить собралась? — Дарина щурится, прикрывая темные глаза густыми ресницами. — Да кто для тебя важен, кроме себя? — она разворачивается и идет к двери.

Мне хочется с облегчением выдохнуть и рухнуть на кровать, проваляться еще полдня, а лучше вечность. Тянусь к браслету, но его нет на тумбочке, ищу в кармане — тоже нет. Перевожу взгляд на входную дверь: Дарина не ушла, выгнулась гордо, вытянула шею. Как павлин.

— Потеряла что-то? — связка бусин качается на ее пальце и переливается глянцем.

— Отдай.

— С какой радости?