Куколка

— Ты что оглох? Кто. Вы. Такие?! — и снова удар в ребро. Ну, не бить же детей в ответ? Я выбрасываю руку перед собой и пытаюсь защититься полем, но паренек только смеется на этот выпад.

— Не надо, Макс, — девчонка перебрасывает косу за спину и наклоняется надо мной.

— Этот, смотри, совсем слабый. Ты его так убьешь.

— Скоты! Таких давить надо ногтем. Они первые напали, ты еще жалеешь?

— Да ты в его глаза посмотри. Там же тьма изнутри сожрала почти все, не трогай!

Я перевожу взгляд с одного подростка на другого и не могу решить, что делать дальше. Их голыми руками не взять. И где чертов Зима?

— Где мой друг? — спрашиваю осторожно и стараюсь не шевелиться. Неуравновешенные дети — хуже обозленных взрослых.

— Валяется там, — бросает небрежно Макс и брезгливо сплевывает. Худой, как доска, но гонору выше крыши, на которой растут черные растрепанные волосы. Чем-то даже на меня похож в юности.

— Жив? — уточняю и продолжаю их рассматривать. Оба высокие для своего возраста, но лица светлые и юные.

— Да кто его знает? — смеется на одну сторону Макс и обходит меня по дуге. Я опираюсь на машину и пытаюсь вправить выбитое плечо. Больно, пиздец, но не выть же волком при детях? Засмеют.

— Кто вы? Зачем пришли? — спрашивает девчонка, проводит вдоль моего плеча ладонью. — Вывернул.

— Мы пришли вас забрать, — говорит Ян, выползая из тени. Подволакивая ногу, подходит ближе и выставляет перед собой ладонь. — Туда, где живут такие же, как вы.

— А зачем это нам? — фыркает пацан и отталкивает Яна одним движением пальцев к стене. Зажимает ему горло. Он будет не хуже Пестова, как подрастет.

— Вы что уже второстепенники? — шепчу и прикусываю язык. — Нам помощь нужна, — добавляю. — Мою жену выкрали темные маги…

— А с чего вы решили, что мы вам поможем? — хмыкает Макс, не отпуская Зимовского. Тот, здоровенный боров, царапает шею и пытается скинуть невидимый захват, но сила у детей явно мощная, да и не растраченная. Парень же вызверяется: — Пушечное мясо понадобилось? Думаете, что мы совсем дебилы?

— Лишние одаренные руки, — отвечаю и поднимаю голову. Смотрю в глаза пацану и вижу в его радужках несломленный дух. Я, когда бежал с Артемом от матери, был точно таким же. И сейчас словно смотрю в свое отражение. Он даже с виду такой же: черноволосый, светлоглазый и высокий.

— Ма-а-акс, — девчонка потирает ладони и прикладывает к моей руке. — Сюда иди, герой! — бросает через плечо, а потом говорит мне спокойней: — Вы не слушайте его, он всегда подозрительный и злой. Простите меня за это… — показывает на руку. — Я испугалась.

— Не страшно, — отвечаю и стараюсь мягко улыбаться. Девчонка — вылитая моя мать, от этого становится жутко. Холод ползет по плечам и царапает лопатки. — Поможете нам? Это очень важно, — шепчу и смотрю малышке в глаза. Признаки магии очень сильные, и я даже не пытаюсь влезть в ее память без разрешения — меня просто убьет.

Она коротко кивает и зовет снова Макса: — Я жду!

— Еще чего, — паренек складывает худые руки на груди и смотрит из-под густых черных бровей. Ян облегченно сползает по стеночке. — Сама лечи, я им не доверяю.

— Мне не хватит сил, — дуется девчонка. — Еще слово, и я сама тебе по мозгам дам. А ты знаешь, что я могу.

Макс неохотно подходит ближе и сжимает протянутую ладонь сестры.

Я понимаю, что эти малыши — давно не малыши. Они научились развиваться и помогать друг другу. Вот где настоящая сила — в любви. В той самой жертве за родного и близкого. В тех моментах, когда беспрекословно идешь за братом и веришь ему, как себе.

Меня прокручивает в мясорубке боли, но плечо встает на место. После чего я проваливаюсь в мутный черный сон.

Глава 40. Все средства хороши

Несколько дней получается заставить себя спать без Марка. Без желания его видеть. Нет, вру. Желание невыносимое, но я себя принуждаю думать, что он, мой любимый и верный, остался в прошлом. В том прошлом, которое я помню лишь кусками, обрывками, пятнами. Болезненными, будто витилиго на коже, только на моей душе.

Я хочу просто разобраться в себе, немного спустить напряжение и позволить Марку оправдаться. Выгородить свои поступки.

Тварь… А сердце не пускает, не хочет прощать, не хочет слушать…

На третьи сутки после решения дать шанс моему мужу я просто загоняю себя в очередной темный угол и вою, как раненная куница. Извожусь до полуобморока, тренируюсь у станков, сбиваю руки до мутной бесконечной боли. Из-за этого не чувствую, как густая кровь начинает оплетать запястья, и не вижу, как она срывается в осеннюю привявшую траву.

— Вика! — сердится учитель, стирает пот с покатого лба и ведет крупной ладонью над губами, чтобы собрать капли и там. — Ты склонна к перегибанию палки. Нельзя так! Ты или совсем ничего не хочешь делать, или готова вытащить из себя последние остатки сил. Что происходит?

— Я просто хочу понять, как управлять… — смотрю на кончики пальцев, но на них вместо черной магии только кровь. — Почему больше не получается ее вызвать? Я ведь сделала это: раскрылась. Почему я не могу собой управлять? У других же получается! Мне очень нужно, нужно…