Куколки-скелетцы и другие рассказы

Илюша был особенно в восторге от ящика с ин­струментами, настоящего ножа и ружья. Конюшню с ло­шадками он поставил себе под кровать и ел уже пятое яблоко. Большой пряник, изображавший рыбу, тоже исчез, и у него отобрали остальные сладости, спрятав их до другого дня, чтобы он не съел лишнего и не заболел.

Больше всех сияла Таня. У ней столько было вещей, что она сама донести не могла до детской. Завтра будет у неё настоящий чай в новой посуде; она позовет и няню, и прачкиных девочек, и кукол, и пир у неё будет удивительный.

Большие старинные часы на площадке лестницы про­били медленно и звонко 12 часов ночи. В доме было тихо, тихо, все спали; в пустой холодной зале валя­лись кусочки пряников, скорлупки золоченых орехов, сломанные картонажи и огарки восковых свечей. Две мышки среди залы старательно что-то грызли и тоже угощались после елки.

В детской слабенькая Маша, слишком уставшая, хны­кала, беспрестанно просыпаясь, и звала няню. Рядом с ней у самой подушки лежали две хорошенькие фарфоровые куколки, беленькие, как она сама.

На деревне тоже потушили огни. Яркие звезды горели на дальнем небе. В избе Ершовых теплилась лам­падка перед образами и плакал грудной младенец, которого пеленала мать. Беленькая нежная Акуля, завер­нувшись в ваточное одеяло из ситцевых разноцветных лоскутков, крепко спала на лавке, а над ней, на полочке, стояла куколка-ангел.

Вдова Ивановна долго вечером убирала избу и гото­вила что-то в углу. Трое детей ее спали тут же, и у меньшого, Мишки, в кулачке был зажат скелетец-царь. Корона из золотой бумаги смялась. Ивановна тихо достала его из руки мальчика, поправила корону и по­ставила на стол. На дворе промычала корова, которую так и не продала Ивановна; и сегодня они все но случаю праздника ели молочную кашу и пили чай с молоком.

Веселый Федька Фоканов, живший на краю деревни, так много заставлял плясать своего офицера, что оторвал у него руку и бросив под лавку, лег спать рядом с дедом Михайлой.

И вот с этого вечера скелетцы начали новую жизнь по избам Краснопольской деревни.

2. В деревне

Наступила масленица. Ребята на деревне готовили ска­мейки и поливали их, чтобы кататься с гор. Ученье в школе на время прекратилось и опять везде был праздник. Мужики и бабы съездили в город, купили муки на блины, масла, а кто побогаче - снитков и селедок.

Погода была чудесная. После оттепели был мороз, светило солнце, дороги были гладкие, скользкие, а ребятам то и надо для катанья.

Из всех почти изб, где были дети, вышли маль­чики и девочки со своими скамейками и салазками, которые они везли на веревочках. Где садились по двое, где по трое и летели вниз по деревне с длинной и до­вольно крутой горы. Вот и Федька Фоканов со старшим братом Иваном вывез большую длинную скамейку, всю обледенелую.

- Эй, Мишка, - позвал Федька сироту Мишку, сына Ивановны, - у тебя нет скамейки, садись с нами.

- И ты, Власка. Набирайся народ, всем место бу­дет, А это что? - спросил Федька Власа.

Ребята вдруг  весело расхохотались. Из-за пазухи полушубка Власки торчала головка куколки-скелетца, одетого туркой в белую чалму. Личико уже все сли­няло, чалма стала грязная.

- Везем и турку кататься! - торжественно произнес Федька.

Большая скамейка тронулась и быстро полетала вниз по горе при веселых и оживленных криках ребят.

В избе Матвеевых ели блины, и мальчики, Коля и Саша, спешили тоже на улицу, облизывая масляные паль­цы и надевая полушубки. Под столом валялся скелетец-солдат в синем мундире, на котором вместо пуговиц пришиты были золотые бисеринки. Его забыли, и он, пыльный, скучал в темноте.

 Дверь отворилась, и вместе с соседом Петькой влетел в избу щенок. Он сразу увидал куколку и бросился ее трепать.

- Я-те дам, брось, - кричали мальчики, стараясь от­нять куколку, и все бросились на лохматого, с сморщен­ной мордочкой серого щенка. Но было поздно, офицер был весь истерзан, шапка отлетала в сторону, ручка с саблей из серебряной бумаги была оторвана, головка, в зубах и слюнях щенка изгрызенная, стала такая противная. Маленький Саша заплакал; постарше его, Коля, взяв куколку, решительно выскочил из избы и далеко забросил ее в снег.

Через несколько минут горе было забыто, и все трое летели с горы; а виновный лохматый щенок, закусив на сторону язычок, стремительно бежал за скамейкой, догоняя ребят.

Из маленькой избушки на углу переулка деревни вы­шла Акуля. Она тащила за веревочку крошечную скамей­ку, которая зацепилась за дверь, и оглянулась на мать.

- Акулюшка, не ходи у тебя головка болела, вишь ветер поднимается, не ходи, дитятко, — говорила мать.

- Ничего, мамушка, теперь прошло,— отвечала Аку­ля, — я с Матрешей немножечко покатаюсь.

И Акуля вышла на улицу, а мать, вздохнув, взошла в избу, села на лавку и взглянула на полку, на которой стояла куколка-скелетец, одетая ангелом.