Куколки-скелетцы и другие рассказы

Мишка взглянул на мать, вспомнил, что они оба ничего еще сегодня не ели, и вдруг протянул своего любимца скелетика - царя нарядному Вите и отдал ему его.

- Ну, бери, давай деньги и пряник, - сказал он. Мальчик Витя отдал деньги, пряник и карамельки, взял куколку и скорым шагом побежал к коляске.

Бубенцы и колокольчики опять зазвенели, коляска разом, быстро поднялась в гору и скрылась, а Мишка, обув растрепавшиеся лапти, грустно побрел с Ивановной до следующей деревни. Тут они купили хлеба, поели, и к вечеру дошли бодрые домой. Пряник и карамельки Миш­ка разделил своим двум братьям, которые были в восторге от гостинцев.

- Ну, слава Богу, помолились, сходили к Николаю Чудотворцу, и дома все, благодарю Бога, хорошо, - гово­рила Ивановна бабке Наталье, и началась опять ее оди­нокая, трудовая жизнь.

Наступила настоящая, веселая весна. Уж ребята и девочки не играют больше в куклы и даже забыли про них. Начались сельские работы, надо помогать отцам и матерям; так чередом и пойдут летние работы: па­хота, посев, покос, стеречь лошадей в ночном, загонять скотину, убирать и возить хлеб, копать карто­фель, молотить, и проч. и проч.

Кому летом веселье, а народу деревенскому - самый труд.

БАБУШКИН КЛАД (Предание)

I.

В 1812 году была война русских с французами. Французы пришли в Россию, дошли до самой Москвы и начали жечь и опустошать ее. Многие жители выезжали целыми семьями и увозили свое добро; некоторые же почему-либо не могли выехать, и, чтобы богатства их не достались французам , зарывали деньги и дорогие вещи в землю.В селе Елисаветине, недалеко от Москвы, жила в то время богатая барыня, Елисавета Федоровна Глебова. У ней было много денег, золота, серебряной посуды, дорогих вещей и драгоценных каменьев.

Когда до нее дошли слухи, что французы уже в Москве, она испугалась и собралась выехать из своего именья и увезти свои сокровища. Но она заболела от испуга; долго пролежала в постели, и, когда ей стало лучше, - ехать старушке было опасно. По всем дорогам и лесам кругом Москвы бродили голодные и оборванные французы, нападали и грабили, кого могли.

Елисавета Федоровна думала было остаться в Елисаветине и спрятать свои богатства; но все пугали, что французы убьют ее, и она решила зарыть в землю сундук с сокровищами и уехать в свою рязанскую де­ревню.

Была темная холодная ночь. Елисавета Федоровна тихо встала с постели и позвала верную старушку Марьюшку, с детства служившую ей.

Марьюшка испугалась, думала, что барыня заболела, или пришли французы; прибежала торопливо и спросила, что угодно Елисавеге Федоровне.

- Вот что, Марьюшка, запри-ка на ключ дверь и давай поскорее укладываться.

Старушка-барыня отперла все шкафы и комоды, велела выдвинуть на середину комнаты большой сундук и при­нялась вместе с Марьюшкой вынимать отовсюду деньги, золотые, серебряные и драгоценные вещи. Все это он уложили в сундук, барыня заперла его большим висячим замком, повернула два раза ключ, который громко щелкнул в тишине.

Потом Елисавета Федоровна приказала Марьюшке рас­порядиться, чтобы поскорее заложили телегу и подъехали на ней к заднему крыльцу.

- Мы сундук зароем, Марьюшка, - сказала она,— прикажи захватить фонарь и лопаты.

Марьюшка разбудила кучера Никиту и дворника Пет­ра, - это были ее сыновья, - и передала им приказание барыни.

- Смотрите, ребята, потише, чтобы никто в дворне не слыхал и не знал про то, что мы будем делать.

- А что делать-то? - спросил Никита.

- Что барыня прикажет, - сказала Марьюшка, уходя. Никита и Петр стали закладывать лошадь. Была отте­пель, с неба падал не то снег, не то дождь.

Кучер и дворник возились около конюшни, грязь прилипала на их тяжелые сапоги, все было мокро, сколь­зило из рук; ничего не спорилось, кругом налегла темень, хоть глаз выколи. Вблизи едва обрисовывались голые сучья деревьев большого сада.

Наконец, все было готово. Телега тихо подъехала к крыльцу барского дома, и удивленные Никита и Петр ждали приказаний. Марьюшка доложила барыне, старуш­ка надела теплые сапоги и салоп, и вдруг стало ей жутко.

Всю жизнь покойно прожила она в своем тихом, милом Елисаветине, а теперь вот какая тревога! Она набожно перекрестилась на единственный, оставленный ею в киоте образ, перед которым еще теплилась лампада, и тихими шагами вошла в комнату своего единственного, горячо любимого внука Феди, который спал крепким сном.

Феде было десять лет. Он остался сиротой без отца и матери, и бабушка воспитывала его. Близкой родни у них не было, и жили они вдвоем дружно и счастливо.

- Федя! Вставай, голубчик! - будила бабушка внука, Федя спросонья пролепетал что-то, повернулся к стене лицом и опять заснул.

- Ах, Боже мой! Федюша, вставай, дело нужное... Федя! для тебя хлопочу, ты большой мальчик, проснись, помоги бабушке, - умоляла старушка, волнуясь и чуть не плача.

Федя растерянно вскочил, протер глаза, взъерошенные волосы его беспорядочно торчали, он молча сидел, опустив ноги с кровати, ничего не понимая, глядя бессмысленно перед собою. Наконец, он очнулся.

- Что, бабушка, что?!.. французы?!..