Кукольная королева (СИ)

Цвергово серебро, значит. То-то ей наручники показались горячими. Впрочем, вначале подумала, что кровь застоялась: ещё бы, поверх к тому же верёвкой обмотали для надёжности.

— С чего вы взяли…

— Отродья оборотня наследуют проклятье суки, их породившей, — дэй нагнулся. — К тому же…

Когда он протянул руку к её лицу, Таша зашипела — но он почти ничего не сделал.

Всего лишь мазнул пальцем по её залитым кровью губам.

— Столько лет скрываться под моим носом… — дэй задумчиво разглядывал свой палец: в лучах света, просачивавшихся сквозь крышу, алая кровь отчётливо отливала золотом. — Дрянь.

— Такие слова да от вас. — Таша не без усилия скривила губы в усмешке. — А как же справедливый суд и всё такое?

— Над такими, как вы, суда быть не может. Вы — ошибка творения. Ошибки следует исправлять.

И, как это ни было жутко, Таша знала: он сделает с ней всё, что захочет. И ещё пятьдесят лет назад имел бы на это полное право, а даже когда право пастырей и деревенских старост на самосуд официально упразднили, из людских умов оно не ушло. Придя к власти, Шейлиреар всеми силами принялся искоренять тихие расправы над преступниками и нечистью, прижившиеся в маленьких деревнях; но это в больших городах и крупных поселениях надёжно властвовал закон и стража, а деревенские обычно делали всё, чтобы слухи об убийстве не вышли за пределы деревни.

Их вполне устраивало, что их жизнями и смертями распоряжается не какой-то там посторонний стражник или судья, а свой, родной служитель Пресветлой.

— Полагаю, мне положено знать, в чём меня обвиняют.

Он явно горел желанием рассказать, как открыл правду и поймал её. Иначе он бы здесь не стоял.

Таша всегда считала отца Дармиори живой иллюстрацией злых колдунов из легенд; и, как бы там ни было, одна общая черта со злодеями у него точно была.

— Когда никто из вас не пришёл на сенокос, я явился в ваш дом. Мне не открыли. Я велел выломать дверь, мы обошли все комнаты и увидели кровь в детской. А потом кто-то углядел могилу на заднем дворе. И, — его зрачки сузились, — крест…

— Да, это я сделала, — подтвердила Таша, оглядывая окружающее пространство.

Прохудившаяся крыша, сквозь которую сочился солнечный свет, серые бревенчатые стены, полусгнившая койка, полки с пыльными банками…

Изба ведьмы-отшельницы.

— Недолго твоё святотатство продержалось, — в ухмылке дэя читалось злорадство. — Мы разрыли могилу. Домыслить, что произошло, труда не составило.

— И что же произошло?

— Вы с сестрой убили мать и сбежали.

Таша даже привстала от изумления.

— Вы спятили? Мы… оох…

— Лежать, — произнёс дэй, всадив мысок туфли ей в живот, наблюдая, как она крючится на полу. — Впрочем, ты права, не все смогли в это поверить. Гаст в том числе. Он сбежал в тот же день. Оставил записку, что поехал в Нордвуд за магом, который помог бы тебя отыскать. Домой он не вернулся.

Гаст… Ты, глупый бесшабашный мальчишка!

Вот оно что. Это даже не просто расправа с «порождением Мрак».

Это месть за любимого племянника.

— Ну а после мы сожгли труп, как положено, развеяли пепел по ветру на перекрёстке и принялись ждать вас. Конечно, я не надеялся, что кто-то из вас вернётся, но на всякий случай велел соседям приглядывать. И этой ночью мне донесли, что в окне у Фаргори горит свет… тебя оказалось так легко застать врасплох, что это даже унизительно.

Таша, наконец отдышавшись, повернула голову. Алексас лежал рядом: мертвенно-бледный, в крови, стёкшей из-под носа до подбородка, с закованными руками. Наручники были медными, с мелкой рунной вязью.

Противомагические?..

— Откуда же у вас такие замечательные игрушки, святой отец?

Таша искренне надеялась, что в голосе её звучит издевка — однако ответная улыбка дэя вышла куда изощрённее в своей жестокости.

— Что только в церкви не найдётся, с кем только слуги Богини не сталкиваются. А колдун колдуна чует издалека… в конце концов, эти наручники тоже завороженные. Не расплавятся.

По спине прополз липкий холод.

— Что вы…

— Всё обернётся пеплом. — Дэй отступил на шаг. — Я бы сделал это на главной площади, но кое-кто изъявил протест. Сказали, запах будет. Так что… здесь, в общем, даже лучше.

И только тут Таша услышала, как снаружи глухим прибоем шумит толпа.

Нет, неужели…

— Вы не можете, не смеете! — она сорвалась на крик. — Я… наёмники убили маму и похитили Лив, я отправилась за ней, я…

— Отпущения грехов тебе не положено, но помолиться ты можешь. Это никому не воспрещается. — Дэй отвернулся и двинулся к единственному, что сохранилось в избе на редкость хорошо — к двери. — Покой тебе и прах, Тариша Фаргори. Да найдёт твоя душа благополучно путь в Бездну.

— Нет, стойте, пожалуйста, НЕТ!

Таша рванулась, и боль обожгла запястья: наручники оказались кандалами, прикованными к ножке кровати.

Дверь захлопнулась. Стукнул засов.

— Подоприте и поджигайте.

Что-то скрипнуло, заскрежетало.

Шаги. Голоса.

Потрескиванье факела.

— Я невиновна! — Таша яростно рвалась к двери: невзирая на боль, выворачивая руки, стирая в кровь кожу на кистях. — Мы никого не убивали!

— Смерть оборотню!

— Да послушайте же вы! Маму убили наёмники, они… пожалуйста, умоляю, я…

— Сжечь тварь! Сжечь!