Надо же так глупо, глупо, глупо потеряться!.. Прежде они с мамой бывали на рынках Нордвуда, но Осенняя ярмарка не шла ни в какое сравнение. От столпотворения и гама, тесноты ларьков и прилавков голова шла кругом. Они с мамой не отходили друг от друга ни на шаг, пока та не задержалась у палатки с тканями. Мама, конечно, сотню раз говорила Таше оставаться рядом и никуда не уходить, но ткани Таше были совершенно не интересны, а Мариэль возилась так долго… И пока девочка озиралась со скуки, мимо прошёл парень с настоящим леогрифом на плече. Таша никогда не видела живых леогрифов, только в книжках, а парень шагал так быстро, сразу свернув в проход между рядами – она только и успела заметить пышную гриву да блеск серебряного поводка. Вот и прошла совсем немножко за ними, рассматривая крохотного крылатого льва, рыжего, как лисица, угнездившегося на плече продавца. И вроде бы отошла недалеко, и двинулась потом в ту же сторону, откуда пришла, и запомнила нужный ряд – но там не нашлось ни палатки с тканями, ни мамы, ни чего-либо знакомого. И в соседнем ряду, и в следующем, по которому теперь она бежит, – тоже…
Она несётся вперёд, пока прилавки не заканчиваются, утыкаясь в переулок меж домами: трёхэтажные здания с незатейливым кирпичным узором на фасадах опоясали площадь ровной рамкой. Таша кидается в переулок – там тихо и спокойно, и душная мешанина запахов не так бьёт в нос. Прежде чем искать маму дальше, нужно пару моментов постоять в тишине, успокоить кошку, которая рвётся наружу (Таше слишком знакомо ощущение, когда звериная ипостась словно щекочется в голове изнутри). Внезапно перекинуться сейчас будет совсем ни к чему…
А ещё здесь можно поплакать так, чтобы никто не видел.
Отбежав вглубь пустого переулка, Таша приваливается к каменной стене дома слева, смаргивая слёзы – больше растерянные, чем испуганные. Оглядывается через плечо, но площадь заслоняет чёрный бархат чужого сюртука.
– Тихо, девочка. – Незнакомец поднимает руки, когда она отшатывается. Жест, столь же повелительный, сколь успокаивающий, заставляет её замереть. – Потерялась, я вижу.
Она настороженно следит, как он опускается на одно колено прямо на пыльную брусчатку, чтобы не смотреть на неё сверху вниз. У него смуглое лицо, тёмные волосы – они слегка вьются – и серые льдинки в глазах. Одежда простая, сюртук поверх чёрной рубашки, но бархат и шёлк ясно дают понять: он слишком богат, чтобы быть бандитом с большой дороги.
Хотя плохие люди бывают не только бандитами с большой дороги…