Кукольная королева

Таша следила, как дэй без лишних объяснений покидает комнату.

Колебалась она недолго.

– Оставайтесь здесь, – коротко бросила она через плечо, выбегая следом. Нагнала Арона у лестницы. – Куда ты?

– Исполнить свой долг.

– Какой? Чем ты можешь помочь?

– Ты ведь идёшь со мной. Значит, увидишь.

Таша лишь головой качнула. Сколько у её новообретённого папеньки ещё припасено сюрпризов?..

Трактирщик пожелал им хорошего вечера, проводив до дверей пасмурным взглядом. Вечер был душистым и душным; мощёные дороги цвергского Приграничного поприветствовали усталые ноги сквозь тонкие подошвы новых кожаных башмачков (всё лучше непрактичных туфель). Одежду Таша тоже сменила и не пожалела. Льняные штаны и рубашка из жатого светлого хлопка определённо больше пристали лету и дальней дороге.

– Ты хоть знаешь… а, ну да, глупо спрашивать.

– Да, я знаю, куда идти. – Полы фортэньи сосредоточенно шелестели в такт шагам. Свет фонарей белой водой соскальзывал с чёрного шёлка, чтобы раствориться в окружающей темноте. – Их дом в Приграничном, в паре улиц отсюда.

– Так ты ещё и целитель?

– Кое-что в этом смыслю.

– Если то, что о вас говорили, соответствует истине, – вклиниваясь между ними, почти врезавшись в Ташину спину, пропыхтел Джеми, – это мягко сказано.

– Джеми, я, кажется, велела вам…

– Ты не королева, чтобы мне приказывать.

На миг Таше захотелось оспорить этот постулат. Потом подумалось, что даже если игра стоит свеч, сейчас явно не время и не место.

– Я запер дверь заклинанием. Твоя сестра в безопасности, – продолжил мальчишка, конечно же не заметив странного выражения её лица. – Не собираюсь пропускать такое веселье.

– В этом нет ничего весёлого. – Арон не оглянулся. – Можете идти, если будете вести себя тихо.

– Считайте, что я рыба.

– Как удачно, – задумчиво протянула Таша. – Рыбу одна из моих ипостасей просто обожает.

Она знала, что мстительное удовольствие от вытянувшейся мордашки колдуна-недоучки – не самое хорошее чувство, но настроение всё равно капельку поднялось.

Дома цвергов нетрудно было отличить от принадлежавших людям, хотя людских жилищ в цвергском Приграничном нашлось бы немного. По стенам тёмного камня распускалась искусная резьба: цветы, горы, луны, деревья и целые леса. Хлопали двери, собаки задирали лапы на углах. Когда путники свернули на соседнюю улицу, за низкой оградой одного дома захохотала о чём-то своём компания цвергов – они сидели с кружками за столом прямо в саду. Бойкая подгорная речь галькой сыпалась в уши.

Нирулин и правда жила недалеко. Серый дом, казалось, с трудом втиснулся между двумя соседними: цверги высоко ценили родственные связи и обычно строились рядом с родичами, как не замедлил объяснить Джеми. Кружево цветочных узоров на стенах гармонировало с небольшим садом, разбитым за оградой из пёстрых булыжников. Каменные цветы казались отражениями реальных – жёлтых роз, которыми обсадили дорожку от калитки до двери, белых звёздочек душистого табака, обнявшего крыльцо, дурманом кружившего голову.

Эти запахи исчезли, стоило троице пройти в полукруглую незапертую дверь. Уступили место другим запахам, которые тревожными нотками рушили уют вытянутой, скудно обставленной прихожей. Шкафы и скамейки, словно сотканные из деревянных кружев, обволакивал сладкий аромат парки, пронзительный – спирта, острый – целебного корня скинпы. И терпкий дымок тлеющих цветов эндилы: аромат смерти.

Цветы эндилы жгли над колыбелью новорожденного и постелью умирающего.

Нирулин вышла в коридор секундой позже – видимо, на стук двери. В замешательстве опустила руки, короткими пальцами вцепившись в передник – служанка так и не сменила форму, оставшись в рабочем сером платье с белым фартуком.

– Фаргори-лэн? Что вы тут…

– Я целитель, – сказал Арон, выпрямившись, макушкой почти задев балки потолка. Газовая лампа на тумбочке очертила густые людские тени на гладкой плитке, которой выложили пол и часть стены. – Мы услышали о вашей беде. И хотим помочь.

– Мы позвали лекаря. Из самого Камнестольного. Он здесь. Третью ночь уже приходит.

Видеть пустые красные глаза маленькой женщины, из которой ещё утром била любовь к жизни и всему миру, оказалось больнее, чем Таша думала.

– Лишнее мнение не повредит.

Помедлив пару секунд, Нирулин посторонилась, позволяя пройти в белёную каменную арку, за которой пряталась спальня.

Небольшую комнату, заваленную игрушками, расцвечивал пёстрый лоскутный ковёр. На постели металась девочка: лицо снежной бледности, губы с оттенком синюшности, рыжие кудряшки слиплись на лбу. Рядом сидел серокожий цверг, протирая детский лоб компрессным хлопчатником. Другой, рыжеволосый, из белых цвергов, сгорбился поодаль на трёхногом табурете, уставившись в угол.

Заметив новоприбывших, оба обернулись. Серокожий – недобро сощурив светлые, будто слепые глаза. Рыжий – муж Нирулин, не иначе – скользнул по новоприбывшим равнодушным взглядом, чтобы беспомощно посмотреть на жену.

– Что вы здесь забыть, люди?