Кукольный загробный мир

Кирилл Танилин был погружен в деформированные пространства неевклидовой геометрии, завораживающие своей математической красотой. Формулы проективных преобразований были не так уж и абстрактны, как показалось вначале. Линейные отношения координат неплохо укладывались по полочкам в голове. Кирилл никогда не зубрил формулы — он пытался понять их философскую суть, ведь за всяким нагромождением цифр стоял внутренний механизм со своими вращающимися шестеренками. Если поймешь закон вращения шестеренок — все, считай, ты освоил тему.

Танилин принялся рисовать на листке сферу и проектировать ее точки на касательную плоскость, думая о них как о сверкающих космических объектах.

— Киря, к тебе снова друг пришел, — сказал из-за спины Костик. Старший брат от неожиданности вздрогнул: как это Костику удалось так бесшумно подкрасться, словно вынырнув из коллинеарного пространства соседней комнаты?

— Тот же самый?

— Не-е, другой, тот был серьезный, а этот лыбится как дурачок. Может, он правда дурачок?

Танилин честно хотел догадаться о ком речь, но не смог. Интрига нарастала, однако.

Едва Костик ретировался, в его комнате появился Парадов. Он действительно чего-то улыбался и был укутан во все шерстяное: теплые шерстяные трико с молнией, шерстяной свитер, в котором воротник комично напоминал собачий ошейник.

— Привет, зубрила!

— Давно уже с приветом, а с чего такая честь? — Кирилл недоумевал вполне искренне. Алексей находился у него в гостях второй раз в жизни, хотя учатся они вместе с самого первого класса.

— Ну, во-первых, с недавнего времени мы вроде как нечужие люди. Соображаешь, о чем я?

— А… Триумвират +, который скоро захватит власть над миром.

— Напрасно иронизируешь, в нашей организации, в отличие от комсомола или той же КПСС, каждый член может смело назвать себя царем. Соображаешь? Я царь, ты царь, Клетчатый тоже царь, и Литарский царь. Все цари. Скажи, где еще удостоишься такой чести?

— Я не верю в свое чудесное везение… ущипнуть себя, что ли?

Парадов бегло осмотрел небогатое убранство комнаты, подошел к плакату группы «AccepT» и полминуты его разглядывал. Потом прокомментировал:

— Эти тоже на Хэлловин собрались?

— Рок-группа немецкая, у них вся жизнь как праздник, не сомневайся.

Во внешнем мире солнце медленно зашло за тучу, в комнате это отразилось преждевременными сумерками. Алексей бесцеремонно сел на ближайший стул:

— Наверняка сейчас голову ломаешь, зачем я приперся.

Кирилл из вежливости ничего не ответил, взял ручку и крутанул ее по столу. Совершив два оборота по лакированной поверхности, ручка указала своим металлическим чернильным наконечником гостю прямо в сердце. А тот беззаботно продолжал:

— Ты ведь хорошо рисуешь, правда?

— Ну…

— Не прибедняйся, Кикимора тебе постоянно пятерки по художке ставила. Да я и сам твои картины видел. Воочию, представляешь?

— Парадокс, скажи правду, к чему этот разговор?

Алексей наморщился, в результате чего фальшивая улыбка наконец-то спала с его лица.

— Вообще-то, правду я говорю только по великим праздникам, но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Короче, деньги нарисовать сможешь?

— Нет, нет и нет.

— Да не гони ты так, ничего криминального. Не настоящие банкноты, а сказочные. Вот представь, что все мы живем в какой-нибудь магической стране Вихряндия, что там может быть за валюта? Фаригейны, к примеру. Нарисуешь купюру с изображением драконов, замков, красиво оформишь… по-моему, этой дурью у нас кто-то года два назад занимался. Играли в карты на вымышленные деньги.

— Тебе-то это зачем, тоже в карты?

Алексей пересел с одного стула на другой, будто иная позиция в пространстве окажется более убедительной для его слов:

— Не тебе, а нам! Для дела! Короче… — он расстегнул молнию на принесенной с собой сумке и, как будто вопрос уже решен, выложил на стол пачку альбомных листов. — Нужно нарисовать несколько купюр в один фаригейн, чтоб замостить ими полный лист. Только гляди — на обратной стороне все должно совпадать, мы их потом ножницами будем резать. Купюры в пять фаригейнов сделаешь покрупнее, а в десять — вообще крупно. Понимаешь?

Кирилл недоуменно посмотрел на пустые альбомные листы, потом засмеялся. Вообще-то, смех — редкое свойство меланхолика, он им не наслаждается а, как щитом, отражает издевательства реальности.

— Парадокс, ты гипнозом, что ли, обладаешь? Любого другого я б послал по неустойчивому адресу, но тебе говорю — согласен. И даже не хочу сейчас знать, что ты задумал: пусть потом это будет для меня сюрпризом. Нарисую я твоих драконов, не переживай…

Алексей просиял лицом — причем, и в буквальном смысле тоже. Солнце выглянуло из-за тучи, шаловливо простирая лучи на все, что лежит по эту сторону окна. Он даже обнял своего сговорчивого одноклассника, сказав:

— Отлично! Ведь мы, многоклеточные, должны держаться вместе! Должны помогать друг другу, правда?

Последний перл просто вышибал сознание, не дав ему выдвинуть ни единого контраргумента.