— Однако если бы они это сделали, вас бы здесь уже не было, не так ли? — возразила она. — Нет, ошибочное мнение, что прошлого не изменить, не имело значения, когда у нас не было средств изменить это прошлое. Но как только такие средства появились, сразу стало очевидно, что эти суждения — ложные. Поэтому нам нужно быть очень аккуратными. Именно на этот счет переживают историки. Другая сторона медали — то, как это происходит, — этим занимаются серьезные математики. То есть, прежде чем вам разрешат использовать машину истории, вы должны пройти специальные курсы, тесты, получить допуски, произнести торжественные клятвы, затем несколько лет стажироваться и только потом получить лицензию на практическое применение. После чего можно посещать другие времена и наблюдать за всем собственными глазами. И это все, что вы можете делать, — наблюдать. Правила очень и очень строги.
Я обдумывал то, что она рассказала.
— Прошу прощения за нескромный вопрос… А разве вы ежеминутно не нарушаете все эти правила? — предположил я.
— Конечно, нарушаю. Именно поэтому они и пришли за мной, — ответила она.
— Если вас поймают, у вас отзовут лицензию или что-то в этом роде?
— Ох, нет. Я никогда не смогу получить лицензию. Я совершала свои путешествия только в те редкие моменты, когда лаборатория пустовала. Дело упрощало то, что она принадлежала дяде Дональду, поэтому, даже если бы меня застукали рядом с машиной, я всегда могла сказать, что выполняю какое-нибудь его поручение. Чтобы отправиться сюда, мне пришлось достать подходящую одежду, но мне хватило ума не пойти к штатным костюмерам историков, поэтому я сделала эскизы некоторых вещей в музеях, а затем скопировала их. С ними же все в порядке, да?
— Очень удачно и вполне натурально, — заверил я ее. — Однако есть что-то такое в туфлях… — Она бросила огорченный взгляд на ноги. — Этого-то я и боялась! Я не смогла найти туфли, подходящие под нужную дату.
Немного помолчав, она продолжила:
— Однако мне удалось совершить несколько коротких пробных путешествий. Они должны были быть короткими, так как время всегда постоянно, то есть один час здесь равен одному часу там. Я не могла получить доступ к машине на более длительный срок. Однако вчера в лабораторию зашел человек в тот самый момент, когда я только-только вернулась. Он увидел эту одежду и сразу же понял, чем я занималась, поэтому единственное, что мне оставалось, — это прыгнуть обратно в машину, иначе у меня не было бы другого шанса. А они отправились следом, даже не потрудившись переодеться.
— Думаете, они еще вернутся? — спросил я.
— Думаю, что да. Но теперь они оденутся подобающим образом для этого времени.
— Они пойдут на крайности? Я имею в виду, будут ли они стрелять или что-нибудь в этом роде?
Она покачала головой:
— Нет. Это вызовет очень серьезный хроноклазм, особенно если кого-то случайно убьют.
— Однако ваше пребывание здесь уже должно вызвать ряд очень резонансных хроноклазмов. Что может быть хуже?
— Все мои хроноклазмы уже учтены. Я сверилась с источниками, — уклончиво сказала она. — Они перестанут волноваться за меня, когда догадаются обратиться к источникам.
Она замолчала на некоторое время. Затем сменила тему, и в ее голосе слышался настоящий энтузиазм:
— Когда в вашем времени люди играют свадьбу, они ведь надевают специальные красивые одежды?
Очевидно, эта тема вызывала у нее искреннее восхищение.
— М-м-м, — замурлыкала Тавия. — Думаю, что мне нравится свадьба в двадцатом веке.
— Должен признаться, дорогая, я раньше недооценивал атрибутику бракосочетания, — признался я. Несомненно, мне было чему удивляться, ведь за последний месяц я коренным образом изменил свое отношение к женитьбе.
— Молодожены двадцатого века всегда спят в одной большой постели, дорогой? — спросила она.
— Разумеется, дорогая, — уверил я ее.
— Забавно, — сказала она. — Довольно негигиенично, конечно, но все-таки очень приятно.
Мы поразмышляли немного над этим.
— Дорогой, обратил ли ты внимание, что она больше не фыркает мне в лицо? — заметила она.
— Мы всегда перестаем фыркать, когда нам предъявляют необходимый документ, дорогая, — объяснил я.
Некоторое время мы еще вели краткие разговоры на личные темы весьма ограниченного интереса. В конце концов я сказал:
— Похоже, дорогая, нам больше незачем переживать о твоих преследователях. Если бы они действительно беспокоились из-за тебя так сильно, как ты себе представляла, то уже давно бы вернулись.
Она покачала головой:
— Мы должны быть очень осторожными, но все действительно странно. Думаю, это связано с дядей Дональдом. К сожалению, у бедного старика не технический склад ума. Это можно сказать хотя бы по тому, как он отправил машину в прошлое, чтобы встретиться с тобой, и ошибся на два года. Однако нам остается только ждать и держаться настороже.
Я задумался. Затем сказал:
— Видимо, мне придется устроиться на работу. Возможно, это затруднит их слежку за нами.
— На работу? — спросила она.