– Наверное, ты прав, – признал он. – Наверное, мне надо думать так же. Моя любимая умерла, а дочь, если она жива, мне, наверное, поздно искать. Она, должно быть, давно забыла меня. И если так, пусть она живёт, как твои дочери, в свободной стране. Жаль, что я не успел узнать про друзей. Жаль. Но всего не успеешь.
– Я обманул тебя, норманн, – вдруг сказал Сваммердам. – А может, и не обманул, не знаю. Мне рассказывал один человек, будто он встречал компанию бродяг-музыкантов. С ними был кукольник. У него был мальчик-помощник и большая кукла ростом с маленькую девочку. Он её, наверное, показывал за деньги. Но я не знаю, он это или не он. Да и не мог же он превратить живую девочку в куклу… Ведь не мог же? Поэтому я тебе ничего не сказал. Не хотел врать. А теперь не знаю, прав я был или нет. Прости.
Яльмар не ответил и некоторое время смотрел, как поднимается вода. Мелкие островки – холмы, валы, земляные гребни – уже исчезли из виду. Повсюду торчали только редкие деревья и просевшие крыши затопленных хуторов. Шум водопада и гром битвы отдалялись. Пахло порохом, морской травой, горелым деревом и кровью. Под рёбрами ворочалась боль. Дышать было невыносимо трудно. Сил шевелиться не было.
– Прочти молитву, Сваммердам, – вдруг попросил он.
Сваммердам удивлённо посмотрел на него, но подобрал культю и утвердился на коленях. Средняя палуба уже совсем скрылась из виду, вода подступала к надстройкам.
– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, – строго вымолвил старик и посмотрел на Яльмара. Его смиренный голос тихо и настойчиво прозвучал в утренней тишине. Норвег кивнул, опустился на колени и теперь смотрел, как высоко вверху проплывают облака.
Сваммердам умолк.
Яльмар, задумался на минуту, кого призвать – Одина или Христа, но так и не выбрал и промолчал. Вместо этого нащупал свой топор, прижал его к себе и долго лежал, глядя в светлеющее небо, и не закрывал глаза, пока холодная вода не накрыла его с головой.
Когда Жуга проснулся, Сусанна уже не спала, просто лежала у него за спиной и ждала. Тихо, как мышка. В комнате царил холод, камин погас, но вдвоём под одеялом было тепло и уютно. И всё равно травник проснулся внезапно, словно в голове у него зазвучала труба: он дёрнулся, обернулся, непонимающим взглядом посмотрел на девушку, потом виновато улыбнулся, встал и принялся одеваться. Сусанна ни о чём не стала спрашивать – она уже привыкла, что в последнее время Жуга всегда просыпается будто от пушечного выстрела, с гримасой боли на лице.
А «последнее время» – это было всё время, которое она его знала.
– Уходишь? – спросила она.
– Да, – бросил он через плечо. – Прости, мне нужно бежать.
Он с головой зарылся в рясу, разыскивая рукава. Из ворота показалась рыжая голова с выбритой тонзурой. Взгляды их встретились, и по губам травника снова скользнула виноватая улыбка.
Сусанна подтянула одеяло повыше и надула губки.
– Почему ты всегда убегаешь? – недовольно спросила она.
– Видишь ли, малыш, – задумчиво сказал Жуга, – люди почему-то всегда умирают внезапно. Если б я не поспешил к тебе тогда, ты тоже умерла бы.
– А другие люди для тебя тоже так важны?
– Не знаю. Да. Наверное, да.
– А женщины среди них есть?
Жуга вздохнул, шагнул к кровати, сел и тронул девушку за волосы.
– Малыш, – мягко сказал он, – давай не будем дуться. Я уже вышел из возраста, когда ругаются из-за пустяков. Есть женщины. И дети тоже есть. Не надо на меня за это обижаться. М?
– Угу, – ответила девочка, хотя и взгляд её, и тон, которым это было сказано, не сулили ничего хорошего. – Ты всегда так говоришь. Почему ты всё время уходишь от меня? Я для тебя ничего не значу?
Жуга отвернулся. Сусанна не видела его лица.
– Прости, малыш, – глухо сказал он, – но там умирают люди.
Он взял посох, распахнул дверь и шагнул через порог.
Шагов на лестнице Сусанна не услышала.
Она бессильно швырнула подушкой в закрывшуюся дверь и зарылась лицом в перину. Потом она ещё немного полежала, глядя в потолок и теребя распущенные волосы, затем со вздохом встала и тоже принялась одеваться.