Кукушка

Она стиснула зубы и мысленно сделала шаг назад, навстречу холодному ветру, который сквозил ей в спину. Обернуться ей всё-таки сил не хватило. Сознание меркло. Глаза её закатились, и девушка медленно завалилась назад, на бочки и мешки. Последним, что она запомнила, были широко распахнутые от ужаса непонимания зелёные глаза Октавии.

Дальше была тьма.

– Д-держи её, Фридрих!

– Держу!

* * *

«Кукушка!»

Непонятное полупрозрачное нечто, а может, ничто окутывало со всех сторон, как кисель. Почему-то Ялка ощущала себя висящей, будто под водой, но напрочь потерявшей ориентировку. Цвет был серый, никакой, хотя в нём тут и там проблёскивали искорки. Голос, позвавший её, был далёким и шёл непонятно откуда. Девушка попробовала двинуться, но не ощутила собственного тела. Исчезли масса, вес, инерция. К тому же к привычным четырём направлениям добавились ещё два – вверх и вниз, и Ялка была не уверена, что это всё.

«Кто здесь? – позвала она. – Здесь есть кто-нибудь?»

Хорошо хоть голос остался, и то звучит как чужой.

Ей было холодно, но ничего не мёрзло. От неё остались только взгляд и голос, а как могут замёрзнуть взгляд и голос? Слух тоже был, ведь слышала она, когда её позвали! «И почему здесь нет эха?» – задумалась девушка. И, словно по волшебству, эхо тотчас же возникло: тихие шорохи, посвистывания, щелчки. Ей стало страшно. Она была бы рада убраться из этого жутковатого серого места, но не знала, куда двигаться, и как, не знала тоже.

«Кукушка!» – вдруг снова позвал её голос, и Ялка ухватилась за него, как античный Тезей за спасительную нить. На миг ей показалось, что она узнала травника. Это мог быть и просто обман слуха, но она отбросила эту мысль. Слишком много она преодолела, чтобы теперь не верить или сомневаться.

«Я здесь! Здесь! Кто ты? Что мне делать?»

«Иди ко мне».

«Но я не знаю, где ты…»

«Там, где ты захочешь, буду я».

«Я ничего не вижу!»

Коротенький смешок – не смех, а призрак смеха. Так смеются лисы.

«Так пожелай, чтобы видела!»

На миг Ялка озадачилась: что значит «пожелай»? Она попыталась зажмурить глаза (серое на сером), потом в самом деле просто взяла и пожелала: пусть я буду видеть, что вокруг, как дети перед Рождеством загадывают на ночь – пусть Синтер Клаас принесёт мне гору леденцов и красивый чепец, – и обнаружила, что там, куда она глядит, серая мгла рассасывается, истончается, а за ней проглядывает чёрное пространство, усеянное звёздами и движущимися огоньками. Какие-то объекты двигались в тени, порою маленькие и размытые, такие быстрые, что взгляд не успевал их зацепить, а порою столь огромные и чёрные, что обнаруживались только потому, что звёзды гасли перед ними и загорались после. Некоторые огоньки, однако, пропадали навсегда, и Ялке снова стало страшно.

«Молодец, Кукушка. Не бойся. Иди».

Ялка двинула себя вперёд.

«Это ты, Жуга?»

«Уже не я».

«А кто же?!»

Из света, из тумана и темноты соткалось лицо травника, то ли огромное, но далёкое, то ли близкое, обычного размера. Чувство перспективы потерялось напрочь.

«Это трудно объяснить, кто я теперь. Память? Разум? Душа? Я не знаю. Очень скоро часть меня умрёт, другая часть уснёт, а третья… я не знаю, что случится с третьей. Моё тело горит там, в нашем прежнем мире. Но ты можешь не спешить: здесь время течёт по-другому».

«Как по-другому?»

«Так, как этого захочешь ты».

Ялка огляделась. Остатки серой мглы таяли под её взором, всюду проступала темнота, расцвеченная звёздами, кометами, светящимся туманом, блуждающими огоньками, тенями и сполохами.

«Где я? Что это за место?»

«Это Бездна, Кукушка. Изначальное Ничто. Драконовы сны. Место, где рождаются миры, а также люди, мысли и слова. Я не смогу тебе как следует объяснить, я сам до конца этого не понимаю. Но она есть. И мы здесь. Ты и я».

«А где мой мир, моя страна?»

«Захоти – увидишь. Только приготовься: это будет страшно».

«Почему?»

«Потому, что люди не умеют жить без страха».

Ялка внутренне напряглась. «Хочу увидеть!» – полыхнуло в голове, и в следующий миг холодный вихрь подхватил её и понёс вперёд и вниз.

И страшное зрелище предстало перед ней.