Кукушка

Но были и другие, вроде Вольдемара с Йозефом – те Андерсоновы прихвостни, в которых не угас магический талант. И были их бредовые идеи. Эти тоже сумели урвать струю магической энергии и выстроить свою судьбу, которая – и Ялка это чувствовала – ещё проявит себя в будущем, в другой стране, где сотворится ещё более кровавый кошмар… но с этим она уже ничего не могла поделать.

И были сотни, тысячи других, кого девушка не знала и знать не могла, и все они, вольно или невольно, спешили ухватить свою долю. Она предчувствовала, что страна будет расколота, что скоро, очень скоро от руки продажного убийцы падёт принц Оранский – отравленные пули пронзят его, но с этим она тоже ничего не могла поделать. Она видела ужасные вещи – резню, которую устроят в Маастрихте и Антверпене меньше чем через полгода озверевшие от поражений испанцы. Она предчувствовала дикие века – прекрасное и страшное будущее, распадающееся веером на сотни, тысячи различных вероятностей, но тут она вообще была бессильна.

Белоснежный Единорог обернулся на звёздной дороге и бросил на девушку прощальный долгий взгляд перед тем, как уйти навсегда. «Прощай, Кукушка. Спасибо тебе. Не забудь о травнике», – сказал он, и Ялка вдруг вспомнила, где она слышала тот голос…

«Я помню», – шепнула она.

У неё ещё было время.

И силы.

Зо́ву огней скажешь ли «да»? Круг всё тесней: будь навсегда! Не меркнет звезда, сколько б ни ждать. И время замрёт: будь навсегда!

Холодный ветер утихал. Бездна успокаивалась. Совсем немного времени осталось, и совсем немного нитей волшебства вплеталось в эту песню, в новую реальность. Она сплетала травника обратно из своих воспоминаний, снов и грёз, несбывшихся надежд, рассказов и легенд – всего того, что помнила и знала, думая о нём не как о любимом человеке, а просто о человеке, шептала слова, желая, чтобы он был – был, был! – а остальное не важно.

Неведомый путь, не познана даль, Ну да и пусть: будь навсегда! Ветру времён имя отдать: Будь навсегда! Будь навсегда![132]

Она успела только то, что успела. А потом были усталость, пустота и темнота, и гулкие удары барабана повлекли её обратно.

Домой.

* * *

Было четвёртое октября. Всюду, куда ни посмотри, расстилалась водная гладь. Ветер утих. Всходило солнце. Верхушки холмов превратились в островки, по большей части заболоченные: стоило ступить на них – и приходилось отдельно вытаскивать ногу, отдельно – башмак. Недалёкий город будто вырастал из воды, как северная Венеция. В городской стене зиял пролом – средь горожан нашлись предатели, в последний день взорвавшие пороховую мину. Но войска так и не успели вторгнуться в пролом – вода поднялась, и испанцы, у которых не было лодок, не пошли на приступ. Ожесточённые, усталые, напуганные атаками гёзов и подступавшей водой, они уходили, и грохот упавшей стены только подстегнул их.

Торговый холм, где стояли повозки, тоже стал островом, едва ли не самым большим средь немногих оставшихся. Всюду скользили лодки – фламандские барки, дощаники, гукеры, ялы и ялики. Престарелая маркитантка из-под ладони наблюдала, как мимо проплывает странное сооружение, движимое парой вёсел и похожее на фургон без колёс. Впрочем, им оно и являлось.

– Эхой, мамаша! – прокричал какой-то парень, высунувшись и махая руками. – Утро доброе! Как торговля?

– Тьфу ты, господи, ведь это Хорст и Хессель! – догадалась та. – Вот неугомонные! Ты глянь, чего придумали. Торговля помаленьку! – прокричала она в ответ. – А куда это вы собрались?

– У нас тоже помаленьку, – оскалил зубы Хорст, а может, Хессель. – Мы в Лейден: там сейчас флорин за каравай дают. Может, с нами? А то мы поможем.

– Нет, мы уж как-нибудь тут. Смотрите не потоните!

– Куда там! Мы свинцом все щели запаяли!

– Ну тогда удачи!

– Тебе тоже!

Торговцы налегли на вёсла, разворачивая свой плавучий склад, и неуклюжая коробка медленно двинулась в сторону городских стен.

– А в самом деле, не потонут? – спросил Золтан, в свою очередь из-под руки рассматривая удаляющийся фургон.

– Ай, бросьте, господин Золтан, – отмахнулся Шольц. – Это же голландская повозка, она вся понизу жестью обита, а иначе утонула бы на первой переправе. Ушлые ребята. Таким палец в рот не клади, удача к ним приходит дважды в день.

Маркитантка и Михелькин помешивали в котле, где варился «вечный» суп из мяса, картошки, моркови и лука. Над водой плыли запахи фули и паприки – у маркитантки оставались только эти две пряности, и она их не жалела. То и дело со стороны города подплывали лодки, привозя на островок людей с измождёнными телами и почерневшими лицами, всем бесплатно наполняли горшки и котелки. Испанцы, уходя, не смогли забрать с собой все продукты, после них осталась уйма провианта. Маркитантка почла за лучшее пустить всё в дело и кормить голодных, чем прибрать его к рукам и тем неправедно нажиться.