Кукушонок

— Ах, Ансельм! «Слова, слова, слова…» Это еще не все, — возразила я. — А как у него с синтаксисом и правописанием?

— Тож все лучшее, — сказал он. — Я тут хотел было подослать нашей уважаемой коллеге Юлиана и ишшо двух девчушек — Клару и Хюлью. Но Биргит че-то отказывается брать дополнительную работу. Нешто и правда, дескать, она малого ждет?

— Мне об этом ничего не известно, — сказала я.

Я не особо высоко ценю Ансельма Шустера, что, судя по всему, не сказывается на взаимности. Он входит в состав фракции «трапезников», как мы называем тех из коллег, которые приветствуют нас — в зависимости от времени дня — то приятным обедом, то приятным завтраком.

Только благодаря язвительным наблюдениям Биргит я обратила внимание на разный подход учителей к завтраку. Фракция «трапезников» приносит с собой в аппетитных пластиковых контейнерах два аккуратно намазанных ломтя зернового хлеба с листьями салата, бумажные салфетки подразумеваются само собой. Отделение «зеленых» грызет какой-нибудь кроличий корм, а «хаотисты» в последнюю минуту забегают в булочную и возвращаются с вредоносными для здоровья пудинговыми пастилками или шоколадными колечками. Сама Биргит намазывает на булочки толстый слой рюген-вальдского колбасного фарша. А остальные — и я принадлежу к ним — постятся или пробавляются тем, что перепадет от других.

Я выдвинула встречную идею подразделять наших коллег-мужчин на фракции «галстучных» и «пуловерных». Ясно, что Ансельм Шустер — однозначно «галстучный трапезник». Из остальных «галстучников» интересен только учитель биологии, который делает особый упор на свои шейные аксессуары. Он то и дело поражает нас флорой и фауной, которая собирается у него на чистом шелке и наверняка отвращает от него учениц. Помимо него, биологию преподает старейшая из наших коллег, которую мы называем Мать Природа и которая являет собой полную противоположность Биогалстуку. Она даже зимой не носит чулок и дружит с Юлиановой «бабушкой-набекрень». Если ученик вызывает у нее недовольство, она ругается: «Да черт бы тебя побрал!»

Раньше у нас с Биргит было множество мелких совместных приколов, они-то нас и связывали. Теперь мне не хватает ее шуток — с тех пор как Биргит стала избегать меня. Но и чисто внешне она сейчас меняется, у нее опухло лицо, как у многих беременных. Чтобы отвлечь внимание от этого обстоятельства, она стала в последнее время использовать бирюзовые тени для век и малиновую губную помаду. Кажется, утренние приступы тошноты уже перестали ее мучить, но прежняя удовлетворенность к ней так и не вернулась.

Как бы то ни было, из нас двоих она лучшая учительница. Я вот уже несколько лет преподаю главным образом родной язык, но в качестве свежеиспеченного стажера веду дополнительные занятия по французскому, только вот мои подопечные что-то не продвигаются. Может, они просто от природы тупые, чего не скажешь про Мануэля?

Машина Мартины паркуется у нашего дома — видимо, она решила навестить своего кузена. А может, она захочет заглянуть и ко мне? — спросила я себя и быстренько убрала от греха подальше судоку с журнального столика перед диваном.

И правда, вскоре Мартина вместе с Патриком Бернатом уже стояли перед моей дверью.

— Можно к тебе? — спросила Мартина. — Мы тут замышляем диверсию против тебя!

Они меня заинтриговали. Оказалось, в хоре опять нехватка мужских голосов, особенно теноров, а кантата «Carmina Burana» производит впечатление только при мощном многоголосии. Вот Мартина и вспомнила, что Патрик несколько десятков лет тому назад был звездой школьного хора, и было бы круто, если бы он снова занялся хорошим делом и…

Бернат не дал ей договорить:

— Мартина меня переоценивает. Я ведь даже ноты читать не могу! Робким маленьким мальчиком я когда-то пел в хоре. Но прошло столько лет…

Тут уже я перебила его:

— Если есть желание петь и если к музыке нет никаких противопоказаний, то я не вижу проблем. Мне это всегда доставляло удовольствие, хотя поначалу я тоже ни о чем понятия не имела.

Мартина ухмыльнулась.

— Вот ты и выдала себя, Аня! Кстати, Патрик уже почти дал себя уломать. Он хочет прийти попробовать, но только при одном условии: если ты тоже пойдешь петь с нами!

Тут я покраснела. Неужели и правда я вдруг пошла нарасхват? И хотя я сохраняла сдержанность и уверяла, что должна как следует об этом подумать, но на самом деле была сама не своя от радости.

В моей просторной кровати мне и без того хорошо спится, но на сей раз градус удовольствия даже повысился: во сне я разливалась колоратурами, что твоя Царица Ночи.

В понедельник вечером мы поехали с Бернатом на репетицию на его огромной машине.

— А у вас что, тот самый столь требующийся тенор? — спросила я.