Кукушонок

— Тебя успокоит, если мы отправим для исследования и мою пробу? — спросил Патрик, но я ему верила и считала излишним оплачивать еще один дорогостоящий тест.

— Кстати, тебе звонил твой муж, — доложил Патрик. — Мы даже немного поговорили, он был вполне дружелюбен. Ты можешь застать его сегодня вечером дома.

При этом я вспомнила, что непременно должна позвонить и симпатичной Франсуазе Уртьен во Францию, поскольку дала слово держать ее в курсе событий.

Франсуаза была потрясена гибелью Биргит и Штеффена.

— Она была чудесной подругой, — сказала она. — Но с мужчинами ей не везло. Странно, ведь она была так хороша собой! Она постоянно искала своего единственного, но, похоже, так и не нашла.

— А могла бы ты допустить, что отец Виктора — кто-то из ее учеников?

Она поразмыслила и сочла это вполне правдоподобным. Это, в конце концов, объясняло, почему Биргит не могла радоваться будущему ребенку, а даже планировала аборт.

— Когда Биргит говорила, что ни за что на свете не поставит в известность о своей беременности предполагаемого отца ребенка, я подумала, естественно, о священнике или о женатом мужчине, а то и о какой-нибудь высокопоставленной персоне. Мне виделся представительный, пожилой господин, который может лишиться своего доброго имени. Но случай с учеником — конечно, гораздо опаснее: когда-нибудь он бы не удержался и похвастал, что совратил учительницу. И если бы этот грех дошел до начальства, ей пришлось бы проститься со статусом государственной служащей.

Мы обе допускали, что Биргит имела еще какую-то искру надежды, что отец ребенка все же Штеффен, в противном случае она не поддалась бы на уговоры Франсуазы и сделала аборт. Чем дольше я мысленно охватывала последний год жизни Биргит, тем с большей горечью сознавала, что, так старательно избегая ее, я лишила ее дружеской поддержки или предложения о помощи.

Патрик предложил мне прогуляться втроем — с Виктором — до Рыночной площади и съесть мороженое. Он знал, что может доставить мне этим радость, а сам, наверное, хотел выпить пива. Стоял теплый день, во время каникул многие местные жители в отъезде или в бассейне, зато в Старом городе и в парке толкутся туристы.

И, к сожалению, Мать Природа. Нежданно-негаданно она возникла перед нами и с любопытством заглянула в коляску. Виктор как раз получил от меня дозу мороженого на кончике ложки, первое мороженое в его жизни. Он сидел, откинувшись на подушки, и разглядывал мир своими большими темными глазами.

— Поздравляю, — сказала Мать Природа, — какой очаровательный шельмец. Вылитый дедушка!

Неужто она полагает, что Патрик мой отец?

Мы приветливо кивнули ей, по возможности уходя от разговора. Когда она удалилась, Патрик остался переживать обиду. Ему не понравилось, что его без колебаний назначили на роль деда. К счастью, Мать Природа не сделала ни одного замечания по поводу той самой статьи в газете — наверно, потому, что учительская на время каникул перестает быть центром коммуникации, а сама она местных газет не читает. Рано или поздно все коллеги узнают сенсационную новость о гибели Биргит и Штеффена.

Вечером, когда я как раз уже собиралась позвонить Герноту, телефон зазвонил сам. Патрик опередил меня и снял трубку, но звонил явно не мой бывший муж. Несмотря на это, я стояла и прислушивалась, потому что лицо у Патрика стало таким испуганным, что я насторожилась.

— Понимаю, — сказал он, — да, я в курсе. Разумеется. Нет, нет. Это не так, тут вы ошибаетесь. Разве что на пробу? Лететь на Тенерифе, ах вон оно как.

Он подал мне знак, что ему нужна бумага и ручка. Я сбегала, принесла и снова навострила уши. Кажется, звонила женщина. Патрик записал фамилию и номер телефона. Неизвестная продолжала говорить и говорить.

Внезапно мой герой гордо выпрямился, и голос его приобрел прямо-таки властное звучание.

— Боюсь, что в настоящий момент вообще не имеет смысла. Малыш страдает от болезненного воспаления среднего уха и плачет почти непрерывно. Детский врач говорит, что это воспаление может стать хроническим, если его не вылечить до конца. В таком состоянии я решительно не могу подвергать Виктора риску в поездке, да и для вас это будет слишком обременительно.

Убедительнее врать просто невозможно, я была по-настоящему горда Патриком. Он явно отделывался от кузины Биргит при помощи дипломатии и вранья.

— Да мы бы рады узнать, как будет чувствовать себя ребенка в путешествии! Но как можно допускать такую неосмотрительность, — возмущался он, — и садиться в самолет с больным ребенком! Да еще к тому же с воспалением среднего уха!

По окончании разговора мы оба невольно рассмеялись, потому что с тех пор, как Виктор у нас, он не болел ни одного дня.

Тем не менее я не могла долго веселиться и чисто по привычке взяла поучающий тон:

— К сожалению, ты склонен вытеснять неприятные вещи. Однако отодвигать проблемы — еще не значит их решать. Женщина из отдела опеки и попечительства, сестра Биргит и их кузина, Мануэль и его мать, полиция — со всеми следовало бы, наконец, поговорить начистоту.