— Да, хозяин. Мало денег платишь. Нам не хватает.
— Вам тоже не хватает? — спросил Морарджи, обращаясь к Тиндо и Фарджалле. Те как в рот воды набрали.
— Если тебе не хватает денег, — издевательски проговорил Морарджи, — пойди и поищи другую работу, где тебе будут платить больше. — Затем он повернулся к Тиндо: — А ты больше не бери его на работу. Все! Уходите!
— Понял, что значит слишком много мнить о себе? — насмешливо спросил Тиндо, когда они вышли на улицу.
Глава V
Прошло два месяца, прежде чем Рашиди снова нашел работу. Это не значит, что все это время он сидел сложа руки. Напротив, он делал все, чтобы куда-нибудь устроиться, но, к сожалению, безуспешно. А жить становилось все труднее: Машаву сильно постарела и уже не могла приторговывать тушеными овощами, что раньше приносило хоть какой-то доход. Питались они теперь совсем скудно, а за жилье платить и вовсе перестали. Владелец хибары пригрозил, что, если они в ближайшее время не заплатят, он выкинет их на улицу.
— Рашиди, сынок, — сказала Машаву однажды вечером. — Хозяин дома сердится, что мы ему не платим, а где взять денег, и ума не приложу. Ты сам-то что думаешь?
— Не знаю, мама.
— Остался один выход, — вздохнула Машаву. — Придется заложить мое золотое ожерелье. Это единственное, что у меня осталось.
Утром Машаву достала ожерелье и отдала Рашиди, чтобы он отнес его ростовщику.
Стоящие рядами лавки индийцев-ростовщиков образовали целые кварталы в Мчангани, Мбуйуни и Дараджани, но, в какую бы из них Рашиди ни заглядывал, везде толпились люди, которых пригнала сюда нужда. "До каких пор из нас будут пить кровь эти богатеи? — подумал Рашиди. — Ну да ничего. Всему приходит конец". Он вспомнил о том, как Морарджи выкинул его на улицу, и руки его сами собой сжались в кулаки.
Наконец в районе Дараджани ему удалось найти стоящую на отшибе лавку ростовщика, где народу было поменьше. На длинной скамье сидело человек шесть посетителей, а перед ними за большим столом — индиец-ростовщик. На столе лежали открытые блокноты.
Рашиди сел на скамейку и стал ждать. Люди клали на стол перед ростовщиком свои вещи: одежду, часы, золотые браслеты. Тот назначал цену, тут же отсчитывал деньги и выдавал каждому квитанцию. Когда очередь дошла до Рашиди, он достал свой сверток и положил его на стол.
— Разверни, — велел ростовщик.
Рашиди развернул платок и достал оттуда ожерелье. Ростовщик взял его и взвесил на ладони.
— Сто шиллингов.
Рашиди нахмурился: это был настоящий грабеж. Но делать было нечего.
— Ладно, давай.
Ростовщик отсчитал Рашиди пять двадцатишиллинговых бумажек и выписал квитанцию.
— Если не выкупишь через неделю, будешь платить по десять шиллингов в месяц за хранение.
Рашиди снова пришлось согласиться.
— За ожерелье дали сто шиллингов, — сказал Рашиди матери, вернувшись домой.
— Это ничего, — сказала она, — зато мы заплатим за жилье, а на то, что останется, сможем прожить еще два-три дня.
Рашиди стоял рядом, глядя, как она волнуется, перебирая старые замасленные бумажки.
— Мне надо идти, — сказал он.
Рашиди направился в порт. Он шел быстро и решительно, не останавливаясь и даже не отвечая на приветствия. В нем поднималась глухая злоба на старика Тиндо, из-за которого они с матерью оказались теперь в таком бедственном положении. Если бы он встретил его сейчас на дороге, то, наверное, набросился бы на него с кулаками.
В порту Рашиди разыскал индийца Рамджу — он стоял у самого дальнего крана и переругивался с грузчиками. Рашиди немного потоптался на месте, а потом тихонько тронул Рамджу за плечо:
— Господин!
Обернувшись, Рамджу с удивлением увидел возле себя Рашиди.
— А тебе что здесь надо? — заорал он так, что Рашиди оробел, замялся и не сразу смог выговорить те слова, которые собирался сказать. Он не знал, что в тот день в порту было очень много работы и администрация наняла всех, кто с утра пришел к воротам. Но рабочих рук по-прежнему не хватало.
— Господин, — наконец заговорил Рашиди. — Я пришел, чтобы вы помогли мне с работой. Я очень…
Рамджу даже не дослушал его.
— Эй, Фараджи! — позвал он. — Возьми этого мальчишку к себе.
Тот, кого звали Фараджи, подошел к Рашиди и смерил его взглядом.
— Ну что ж, парень ты вроде бы крепкий, да уж больно отощал. Ну ладно, пойдем!
Рашиди был на седьмом небе от счастья — удача пришла так неожиданно. Он пошел вслед за Фараджи к ближайшему от ворот крану и присоединился к рабочим, разгружавшим иностранное судно.
Рашиди не чувствовал себя чужаком среди кули. Он знал порт, ничто здесь не удивляло и не пугало его. И Рашиди не обижался, если за какой-то промах то один, то другой грузчик отпускал в его адрес крепкое словцо. Работа закончилась только в двенадцать часов ночи, и после обычного обыска в проходной грузчики разошлись по домам. В тот день Рашиди заработал пять шиллингов.
Машаву никак не могла заснуть: наступила полночь, а сына все еще не было. Наконец она услышала скрип открывающейся двери и увидела его на пороге.
— Ты еще никогда не приходил так поздно! Как тебе не стыдно так надолго оставлять больную мать одну?! — закричала Машаву на сына.