Куликовская битва. Сборник статей

Стремление московского князя к освобождению от иноземного ига было расценено Мамаем как опасность для Золотой Орды потерять всю Русь как постоянного данника. Готовясь к походу на Русь, Мамай объявил, «что идет по древним следам Батыя, истребить государство Российское»[26]. Результатом столкновения Руси с Золотой Ордой явилась Куликовская битва. Однако Карамзин считает, что хотя победа над Мамаем была лишь первым шагом в деле освобождения от иноземной зависимости, но она «доказала возрождение сил ее» (России)[27]. Таким образом, впервые Куликовская битва была освещена как система причинно-следственных связей в целях прославления самодержавия. Дворянская концепция Куликовской победы продержалась до начала XX в.

Концепция Карамзина вызвала отповедь будущих декабристов. Возражая Карамзину, утверждавшему, что история есть продукт деятельности царей, Никита Муравьев писал: «История принадлежит народам»[28]. Опираясь на этот тезис, декабристы вели борьбу с апологией самодержавия путем разработки проблем военной истории. Ф. Н. Глинка предъявлял к военным историкам особые требования. Чтобы понять военную историю своей страны, нужно быть русским «по рождению, поступкам, воспитанию, воле и душой»[29]. Глинка предложил программу истории русского военного искусства, в которой древность занимала важное место. «Начиная от Святослава, гремевшего победами в X веке, искусство в войне не переставало прославлять оружия русского». Он указывал, что был период, когда оно вынуждено было «уступить превосходство силе татар», но вековой враг был разгромлен на Куликовом поле[30].

Идеи декабристов о народе как ведущей силе истории развивали революционные демократы. Касаясь истории периода феодальной раздробленности, В. Г. Белинский писал, что образование Русского государства происходило в период острой борьбы русского народа с монголо-татарами за свою независимость. Он писал, что русский народ в борьбе с иноземными захватчиками «закалял свои силы и создал свою государственность… Дмитрий Донской мечом, а не смирением предсказал татарам конец их владычества над Русью»[31].

Белинский не уставал подчеркивать, что русский народ смог добиться своего освобождения благодаря единению своих сил: «Дух народный всегда был велик и могущ; это доказывает и быстрая централизация Московского царства, и мамаевское побоище, и свержение татарского ига, и завоевание темного Казанского царства, и возрождение России»[32].

Идею Белинского, что главной причиной, способствовавшей созданию Русского государства, является воля народа, его неукротимое стремление к свободе, поддержали Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов. Конечно, такое представление было идеалистическим, но весьма ценным было проявление внимания к деятельности народа. Отмечая эту сторону, Чернышевский писал: «Сознание национального единства всегда имело решительный перевес над провинциальными стремлениями»[33]. Русский же народ способен «дать себе все, что серьезно захочет»[34]. Он был способен вынести монголо-татарское нашествие, затем он сверг иноземное иго и, наконец, в конце XV в. добился «национального единства». Взгляды Чернышевского разделял Добролюбов. Таким образом, и декабристы, и революционеры-демократы, останавливаясь на событиях последней четверти XIV в., выдвигали на первый план борьбу народных масс за национальное освобождение и расценивали Куликовскую битву как важный этап в создании Русского государства.

Дальнейшее развитие данная тема получила в работах С. М. Соловьева, одного из основоположников буржуазной историографии. Соловьев рассматривал события последней четверти XIV в. через призму борьбы московского князя за единовластие с соседними Тверским и Рязанским княжествами и Литвой. Усиление Московского княжества привело к открытой борьбе с Ордой. «После Вожской битвы московский князь не мог надеяться, что Мамай ограничится местью на Рязанские земли» и повторит Батыево нашествие[35].

Соловьев указывает, что Мамай вступил в союз с Ягайло Литовским, «который имел много причин недоброжелательствовать Московскому князю»[36]. Характерно, что позицию рязанского князя Соловьев рассматривал не как предательство, а как следствие недавнего страшного опустошения, постигшего Рязанское княжество в результате набега Мамая в 1379 г. Олег не надеялся, чтобы Дмитрий Московский «дерзнул выйти против татар», и решил только предупредить его, сообщив о появлении Орды у устья р. Воронеж. Рязанский князь полагал, что князь Дмитрий оставит Москву и отойдет либо в Нижний Новгород, либо за Двину[37]. Соловьев приводит версию о плане раздела Московского княжества после его разгрома между Литвой и Рязанью, но говорит об этом осторожно («говорят»). О количестве собранных сил в одном месте приводится цифра 150 тыс. человек: «Собралась огромная рать, какой прежде никогда не видывали на Руси, — 150 000 чел.!». В другом месте указывается цифра 400 тыс.