Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

Кроме того, Вассиан Рыло рассматривал возможность активного противостояния Орде в связи с искуплением кровью грехов русскими людьми в битве с Мамаем на Куликовом поле. Данные идеологические построения связывают историю Руси уже с новозаветной библейской традицией. Особо Вассиан Рыло подчеркивал роль в этом жертвенном искуплении прадеда Ивана III Васильевича — Дмитрия Донского. При этом мотивы искупления грехов, которые можно приравнять по значению к Воскресению, перекликаются с идейными установками «Сказания о Мамаевом побоище»[1101].

Данные события истории русско-ордынских отношений подводят к отрицанию принадлежности к царскому роду хана Ахмата и всех потомков Чингисхана. В свою очередь, этот вывод делает вполне оправданным открытое вооруженное сопротивление войскам его Орды. Более того, Божественное покровительство, по мнению Вассиана Рыло, не только должно способствовать освобождению от иноземного владычества, но и в дальнейшем должно привести к покорению Орды великому князю как главе «Нового Израиля». Это — внешнеполитическая программа, которую Иван III Васильевич начнет осуществлять, настойчиво выдвигая свои войска против Большой Орды в 1485,1487 и 1491 гг., а также установлением в 1487 г. фактического протектората над Казанским ханством[1102].

«Сказание о Мамаевом побоище» — самый подробный из памятников Куликовского цикла. Оно дошло до нас в большом числе списков. Все они делятся на восемь редакций, которые подразделяются на множество вариантов. Впервые тексты «Сказания» на редакции разделил С. К. Шамбинаго. Л. А. Дмитриев пересмотрел его классификацию и уточнил их соотношение. По его мнению, наиболее близка к первоначальному тексту Основная (далее — О) редакция «Сказания». Следующая по старшинству редакция — Летописная (далее — Л), которая была включена в позднюю, третью (середина XVI в.) редакцию Вологодско-Пермской летописи[1103]. Л. А. Дмитриев к числу старших редакций также относит Киприановскую (К), вошедшую в состав Никоновского летописного свода 1520-х гг., и Распространенную редакции.

Вопрос о времени создания «Сказания о Мамаевом побоище» до сих пор представляется весьма сложным[1104]. Ссылки его автора на «вернаго самовидца, иже бе от полъку Владимира Андреевича»[1105] заставляют датировать «Сказание» не позднее первой половины XV в., а упоминание бояр Всеволожей, да еще и с княжеским титулом, заставляет предполагать время написания периодом 1426–1433 гг., когда Иван Всеволож был опекуном внучки князя Владимира Андреевича Серпуховского и контролировал Радонежский удел[1106]. Правда, в тексте «Сказания» встречаются и более поздние датирующие подробности: упомянут митрополит Киприан, кропивший святой водой уходивших на битву воинов в Константино-Еленовских воротах Московского Кремля. Здесь налицо ошибочное упоминание Киприана. По мнению подавляющего большинства исследователей, в августе 1380 г. он отсутствовал в Москве. Название Константино-Еленовских ворот Кремля появилось между 1476 и 1490 гг.[1107] Б. М. Клосс первоначально датировал памятник 1513–1518 гг.[1108] Позднее он пришел к выводу, что более вероятным следует считать 1518–1522 гг.[1109] В. С. Мингалев относил время создания этого памятника к 30–40 гг. XVI в.[1110] По нашему мнению, более справедлива точка зрения тех исследователей, которые датируют «Сказание о Мамаевом побоище» концом XV — первой четвертью XVI в. Позднейшие ее редакции в «Летописце» князя И. Ф. Хворостинина, Феодосия Сафоновича, «Синопсиса», редакции, объединяющей тексты редакции «Синопсиса» и Основной редакции, датируются уже XVII в.[1111] Они отражают взгляды своей эпохи на события 1380 г.

По данным «Сказания о Мамаевом побоище», поход Мамая начался «попущениемъ божиим»[1112]; «Безбожный царь Мамай грядет на нас неуклонным образом… Преосвященный же митрополит рече великому князю (Дмитрию. — Авт.): "Видиши ли, господине, попущением божиим, а наших ради согрешений, идет пленити землю нашу"»[1113]. При этом именно в данном источнике особенно часто подчеркивается роль дьявола в событиях 1380 г.: «Навождением диаволским воздвижеся царь от восточныя страны, именем Мамай… Внииде в сердце его подстрекатель Диавол, како егда пакости деет, Христианом потреблену бытии, яко да не славится имя господне в людех его. Он же, безбожный царь, нача рвением диаволим носыму бывати»[1114]; «И нача подвижнее быти диаволом палим непрестанно, ратуя на христианы»[1115]; «Он же нечестивый царь, разжением дияволом на свою пагубу»[1116].