Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

В «Сказании о Мамаевом побоище» битва представляется как место Божьего суда. Так, например, великий князь Дмитрий Иванович заявляет: «Суди, господи, межи ими и мною, яко и бысть и в преднии дни и приде Исаф на брата своего Иякова и Израиля, и Яковъ, ставь на граде и рече Асфу: брате, богъ межи мною и тобою»[1149]; «И паки рече: «Хвалю тя, боже мои, и почитаю имя твое святое, яко не далъ еси нас в погибель врагомъ нашим, не дал еси похвалы иному языку. Но суди, господи, по правди моей, азъ въ веки уповаю на тя»[1150]. После битвы автор вкладывает в его уста следующие слова: «Слава и ныне, господь богъ, помилуй нас грешных. А вамъ, братие, князи и бояри и молодые люди, суженое место межи Доном и Днепра, на поле Куликви и на речки на Небрядни, а положили есте головы своя за святыя церкви и за землю Русскую и за веру християнскую… а чести есмя собе укупили, славнаго имени»[1151]. Ниже великий князь подчеркивает: «Господи боже нашъ, владыко страшный и крепкыи, воистину бо ты еси царь славы, помилуй насъ грешных и остави нас и не отступи от насъ. Суди, Господи, обидящимъ нас и возбрани борющаа насъ, прими оружие и щить и въстани в помощь мне. Дай же ми, Господи, победу на противныя враги, да и ти познають славу твою»[1152]. Данные слова связываются с установками 34-го псалма:

Показательно в этом плане, что при описании битвы «много устойчивых сочетаний, обычных для средневековых воинских повестей, и нейтральность традиционного штампа как бы стирает в глазах автора противопоставление русского воина вражескому: в бою они равны… Равные друг другу в бою, русские и вражеские воины погибают одинаково…». Однако в тексте «Сказания» «передано основное различие между христианским воином, положившим свою голову за правое дело, и "безбожными агаряны", которые, утрачивая свой живот (курсив В. Колесова) (телесную жизнь), не получают жизни небесной»[1153].

Сражение рассматривается как грандиозная жертва русских воинов. Автор памятника вкладывает в уста преподобного Сергия Радонежского следующие слова: «Рече ему (Дмитрию. — Авт.) старец: "Сие замедление су[гу]бо ти поспешиво будетъ, не [у]же бо ти венець сия победы носити, [но впредь будущих летехъ] а инемъ уже  мнозимъ венце плетутся"»[1154]. В ходе сражения отмечается: «Мнози же сынове рустии начата радоватися зрящее своего желанна подвига… и чающее свыше оного обетованиа прекрасных венцовъ, о них же прорече преподобный Сергии»[1155], а также: «…той же облакъ исполненъ рукъ человеческъ, кааждо рука дръжаще веньци, ова же яко проповедническа и пророческа, ины же яко некаия дарове. Егда же наставшу 6-му часу, мнози венцы от облака того отпустишася на главы христианьския»[1156].

Другим признаком искупительной жертвы в ходе битвы и по ее окончании является явно подчеркиваемое автором кровопролитие сражения. В первую очередь отмечается, что перед битвой «князь же великыи видевъ полци по достоянию учрежены и сшед с коня, паде на земли зелени прямо великому полку черному знамени, на немъ же въображен образ нашего Христа, въздохнув из глубины душа и нача звати велигласно: "Владыко вседръжителю, веждь смотрительным окомъ на люди сия, иже твоею десницею сътворены суть и твоею кровию искуплении суть от работы аристора"»[1157]. Таким образом, автор связывает битву на Куликовом поле с искуплением грехов человечества Иисусом Христом на кресте. При этом особо отмечено, что после сражения «Донъ река кровия текла 3 дни, а река Мечь вся запрудилася трупом тотарским»[1158].

Здесь необходимо сказать, что именно жертвенная смерть на кресте Иисуса Христа приводит к искуплению грехов человечества. В частности, в Послании к евреям святого апостола Павла подчеркивается: «И потому Он есть ходатай нового завета, дабы вследствие смерти Его, бывшей для искупления от преступлений, сделанных в первом завете (курсив мой. — Авт.), призванные к вечному наследию получили обетованное» (Евр. 9: 15). Далее в Послании отмечается: «Да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения (курсив мой. — Авт.)» (Евр. 9: 22).

Кроме того, при описании событий после битвы цитируется 24-й стих 117-го псалма, который, как отметил Л. А. Дмитриева, исполняется в стихирах к пасхальным службам[1159]. Таким образом, комплекс рассмотренных образов подтверждает вывод А. И. Филюшкина о том, что «битва приравнивалась по значению к воскресению»[1160].