Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

По мнению А. К. Зайцева, «ключевыми к определению общего протографа Расск. Нкф. и Расск. М.-Ак. являются уникальные слова Академического списка: "сеча зла, ака же не бывала в Руси"». Наблюдая значительные сокращения в Расск. М.-Ак., мы получаем обоснование предположения о сокращении в нем слов "яко же не бысть в Рускои земли николи же" Расск. Нкф., точнее — сокращении их общего протографа». Соответственно, исследователь, в противовес мнению М. А. Салминой, которая отметила эту характерную особенность Расск. М.-Ак. и, как следствие, сблизила его текст со словами «Летописной повести» «…яко от начала миру сеча такова не бывала великимь князем рускимь, яко же сему великому князю всея Руси», подчеркивает, что «структура текста не позволяет видеть здесь прямое текстуальное совпадение. Речь должна идти об общем протографе первой части Расск. Рог.-Сим. и всего Расск. М.-Ак. Более того, Расск. М.-Ак. не содержит никаких следов второй части Расск. Рог.-Сим.».

Приводя следующую цитату: «А князь великий стоял на побоищи, жаля по своих, яже ту побиени быта мнози, им же не бе числа, иже дерзновение и храбрость показаша по православной вере. В них же убо беаше не мало князей руськых и боляр великых много множество, христоименитых же людии без числа от острия мечем падоша. Им же буди вечная память. Богу же нашему слава, показавшему своему достоянию крепкое воеводьство и победу на поганыя», А. К. Зайцев обозначает главное отличие Расск. Нкф. от других летописных памятников Куликовского цикла. При этом исследователь подчеркивал, что «по месту расположения и, отчасти, по содержанию фрагмент соответствует Расск. М.-Ак. от слов: "И ту убьени быша…" до "…и инии мнози"». В тех же рамках находится и летописный помянник Расск. Рог.-Сим. Прямых текстуальных совпадений с этим рассказом не выявлено. Можно лишь отметить некоторые сближения во фрагментах: «Князь же великий… ставь на костех», «храброваша и дръзнуша по бозе за веру», «князи русскыми… и с бояры и с велможами».

А. К. Зайцев, обратив внимание на употребление в первой части рассказа Никифоровской летописи словосочетания «христоименитые людии», довольно редкого в летописании, но встречающегося в Патриарших посланиях, в новгородском владычном летописании (под 6926 (1418) г.), в творчестве Пахомия Логофета (в 3-й редакции Жития Сергия) и в посланиях киевского митрополита Киприана (Послание к Сергию Радонежскому и Федору Симоновскому от 23 июня 1378 г., От иного послания о повинных 1381 г.), предположил связь протографа Расск. Нкф. с окружением митрополита Киприана[210].

Кроме того, А. К. Зайцев отметил, что «поскольку во второй части Расск. Нкф. рязанский князь Олег Иванович указан беглецом, постольку и соединение двух протографов Расск. Нкф. нельзя датировать временем позже заключения московско-рязанского договора». Исследователь приходит к аргументированному выводу, что «временем создания Расск. Нкф. следует считать период между приездом из Киева в Москву митрополита Киприана (23 мая 1381 г.) и заключением московско-рязанского договора» (2 августа 1381 г.). Соответственно, вероятное время создания памятника выпадает на июнь-июль 1381 г.[211] Более широко эта ранняя датировка подтверждается тем, что в первой части рассказа Никифоровской летописи даже не упомянуто празднество Рождества Богородицы. Такое невнимание к Богородичному празднику, надо полагать, было бы вряд ли допустимым после чуда от иконы Пресвятой Богородицы Владимирской, заступившейся за Русь во время нашествия Тамерлана в 1395 г.