Читаем Кулинария в Донбассе. Сборник рецептов (СИ) полностью

Помню, в конце жаркого лета 94-го делали мы ходовку "Москвича" на Боссе в гараже приятеля: время голодное, услуги СТО недёшевы, а если есть все запчасти, то почему бы и не попробовать сделать самим - это ведь простой "москалик", а не дорогущая и без мануала непонятная иномарка. Как всегда, одно зацепилось за другое, пришлось и корпусню подваривать, и электрику чинить, а ради всего этого "выдрать всё из салона", и уже ближе к вечеру, когда основная "победа разума над глупой железякой" состоялась, бибика ожила и поехала, трое грязных и усталых вусмерть "работника мыши, клавы и консоли" вдруг осознали, что жизнь, конечно, хороша, но пообедужинать уже давно пора.


"Душа требовала праздника". Неизбалованное роскошествами начала "нэзаможности" тело сформулировало идею этого праздника в формулу "гору чебуреков - и море пива". А поскольку после 19-ти купить чебуреков в "нормальной", нересторанной продаже было уже нереально - всех посетила идея "А не рвануть ли в Бугас?"


Бугас... Маленький населенный пункт между Новотроицком и Волновахой по мариупольской трассе... Греческое население, разбавленное после Великой Отечественной переселенцами всех мастей, своя, исторически сложившаяся смешанная кухня, одна из трёх самых славных в Донбассе: Стыла - греко-эллинская, Мангуш - греко-татарская и Бугас - "продажно-эксклюзивная". И умопомрачительные чебуреки!!! Всего 10-15 километров от Донецка, свежеотремонтированному "космичу" - только двиг прогреть и ходовку проверить.


Сказано - сделано, загрузились, как были, прямо в ободранный кузов без салона, только водителю табуретку поставили, так и рванули. Прилетели - а там как раз пересменка, "дневной" ассортимент меняют на "ночной", а всё то, что днём готовили - продают за полцены. Ну мы и дорвались: и сырные, и свино-говяжьи, и "двуптичьи с орехами" - из курятины/индюшатины с утятиной/гусятиной и с грецким орехом, и рыбные... Набрались - по паре десятков каждому, а на пиво денег хватило всего на 4 бутылки.


На обратном пути не выдержали, "оскоромились", начали прямо в машине чебуреки жевать, даже водитель не удержался, один ужевал. А мы, в салоне, грязные руки внутрь кулька засунули, кульком за чебурек - пузо набили до барабанной звонкости. Ну и по-чуть-чуть пивка прихлёбываем. А при въезде в Донецк, на Широкинском повороте, нас гаец и тормознул. Открывает двери - а тут сплошное "беспорядки нарушением хулиганим": и салона нет, и водитель на табуретке, и пассажиры на "непредназначенных местах", да к тому же уже и с пивным духом.


Пока водитель что-то объяснял, выражение лица постового менялось от радостно-энергичного до растерянного. И, совсем неожиданно для нас, вдруг вытянул свой полосатый жезл внутрь машины, указал на кулёк с чебуреками, с какой-то дрожью в голосе спросил:


- С Бугаса?


- Да.


- А с чем?


- Да со всем!


- А... А с сыром - есть?


- Есть.


- А-а-а, а двуптичьи?


- Должны остаться!


- Дааааай!!!


И столько было мольбы и надежды в этом голосе, что не могли мы отказать:


- Да выбирай сам, не видишь, руки грязные! - и, сунув фуражку подмышку, полез постовой на карачках вглубь салона, к пряно и аппетитно пахнущему кульку. Уселся на корточки, взял в каждую руку по чебуреку. Андрюха тут же протянул ему ничейную, четвертую бутылку пива.


Тяжёлым взглядом смерил милиционер Андрюху, закрытую бутылку пива, два чебурека у себя в руках, сгущающиеся сумерки, уточнил:


- Куда едем?


- На Боссе.


- Где на Боссе?


- На Куприна, в частный сектор.


- Эх... - с какой-то залихватской решимостью, как будто перед прыжком в холодную воду, и сразу после этого Андрюхе:


- Открывай!


И Славке, водителю:


- Поехали!


В августе 2014-го, выскочив из дымного и пыльного, раскачивающегося от обстрелов бандерложьей артиллерии горького и чадного Донецка, отстояв 30 с половиной часов в очереди на границе с Крымом, ворвались мы в пять утра в уже российский город Джанкой. И остановились оторопело: в России-то ходят рубли, а у нас - гривни. То есть ни пожрать купить, ни в туалет сходить, а очень даже хочется. И стали в привычном уже месте, перед гастрономом "Русь", где рядами стоят чебуречницы. Вышли из машины, смотрим на обменник на той стороне улицы, вполголоса переговариваемся. А за спиной как раз в чебуречной порядок наводят, к рабочему дню готовятся. Ну и уже не помню из-за чего помянули мы в разговоре Бугас.


А потом смотрю, сотрудник чебуречной за нашей спиной стоит и к нашему разговору прислушивается. А рядом с нами машина с донецкими номерами. Обернулся я к нему, глянул вопросительно, а он нам так вежливо:


- Простите, уважаемые, вы из Донецка?


- Из Донецка.


- Через Бугас ехали?


- Ехали.


- Как он там, стоит?


- Стоит


- Что в нём там?


- Укропы. Бандеровцы.


- А кафе возле дороги?


- В начале спуска или в конце?


- Нет, не слева, справа?


- Стены стоят, окна досками забиты, в крыше дырки... Но мы не останавливались, мы быстро мимо проехали.


- Когда?


- Позавчера.


- И всё это время?...


- На укропской стороне, в очереди на таможню...


- Понятно... Подождите, я сейчас!


Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века