Кулинарная битва

Мэй сорвала другую, выдула заливистую трель и усмехнулась: сейчас Аманда начнет причитать, что у нее все получается лучше. Нет, не все. Это одна видимость.

– Почему всегда так трудно понять, что, собственно, нам нужно?

Вопрос был риторический, но Аманда задумалась. Она посмотрела на козырек крыльца у них над головой. Потом на тень своей хохлатки, по-прежнему проступающую на стене:

– Может быть, потому что рядом с нами никогда не было человека, у которого бы желания исполнялись? Или потому что едва то, чего нам хотелось, оказывалось у нас в доме, так оно тут же становилось хламом. – Аманда попробовала засмеяться, но Мэй видела, она не шутит. – Или потому что наши желания всегда оказываются несбыточными мечтами. Нет, так только со мной происходит. И вообще, о чем ты говоришь? Ты-то, Мэй, всегда получаешь то, чего хочешь. Всегда.

Мэй бросила на сестру быстрый взгляд проверить, не провоцирует ли ее Аманда опять на ссору. Но нет. Она просто говорит, что думает. До сегодняшнего дня Мэй и сама так думала.

– Я получаю то, чего добиваюсь, – медленно проговорила она. – Но это не значит, что я добиваюсь, чего хочу. Я добиваюсь того, чтобы у меня было не как у мамы. Ты, кажется, действуешь по тому же принципу. «Фрэнни», Нэнси, вся семья Фрэнка – совсем не то, что здесь. А мне нужно было учиться, нужно было в Нью-Йорк, нужны были порядок, слава хозяйки дома. Боже! Обхохочешься! Что угодно, только чтоб все не как у матери. Так что обе мы до сих пор под властью ее хаоса.

Аманда вздохнула:

– И что нам теперь делать? Я имею в виду, с матерью?

– Не знаю. Я только знаю, что это серьезно, хотя все еще не хочу в это верить. Думаю, тут в одиночку не справиться. Думаю, нам обеим придется… – Говорить сейчас на эту тему она была не готова и поспешила перевести разговор: – Давай лучше решим, что нам сейчас делать. – Мэй поднялась на ноги, сбегала в «Мими» и вернулась с рецептом. – Это все-таки лучше не терять. Как мы с рецептом Фрэнни поступим?

– Только… Смотри… Сначала давай… – Аманда с трудом подбирала слова. – Мне даже подумать страшно, что мой Фрэнк обо всем знал.

Нельзя сказать, что размышления на эту тему доставляли удовольствие Мэй. Но Фрэнка больше нет. И ломать голову над тем, знал он или не знал, нет никакого смысла.

– Он просто делал, как делали его родители. Понимаешь, одно из двух: или ты идешь за родителями след в след, или сломя голову от них бежишь. Третьего не дано.

– Не родители, а только отец, – твердо возразила Аманда. – Нэнси ничего известно не было. А сейчас она старается матери помочь. С домом.

Все, с чем скоро придется помогать матери, теперь тяжелым грузом легло на их плечи. Хорошо бы про Нэнси Аманда была права. Мэй тоже хотелось видеть в Нэнси опору.

– Кажется, я вернусь домой, – сказала она, и Аманда подпрыгнула от неожиданности.

– Ты шутишь?

– Нет, я серьезно. – Аманда всегда найдет, чему удивиться. Ничего неожиданного в этом для Мэй нет. И не об этом ли они сейчас говорили? – Вернусь. Хотя бы на какое-то время. Если контракт от издательства получу, следующую книгу я и здесь могу написать. Маме помогу. Да мне и самой здесь хорошо будет. Мне теперь кажется, что там, где тебя все знают, невозможно жить по принципу «зачем я живу, не знаю, но на кухне у меня все на своих местах».

– Еще как возможно, – возразила Аманда. – У половины одноклассников Фрэнки родители так живут.

Начинается. Могла бы хоть раз согласиться. Разве не понимает, что в их вечном споре Мэй признает ее правоту?

– Но ты же осталась. Ты здесь своя. Всех знаешь. Знаешь, кто тебе кофе варит, кто твоих детей учит. Дети растут там, где их все знают, а тебе не надо вечно вкалывать, чтобы чего-то добиться. Можно просто жить.

– В том-то и вся проблема, – горячилась Аманда. – Я, наверное, потому написала в «Кулинарные войны», что здесь ничего не происходит. Просыпаешься, встаешь, идешь на работу, приходишь, ложишься спать – и так по кругу. Каждый день одно и то же. А потом глядь, дети выросли, разъехались, а ты все еще распорядительница в ресторане, где уже сто пятьдесят лет курицу жарят. Ты раньше всегда именно об этом мне говорила. А если прошлое вспоминать, вот еще за что лучше бы тебе извиниться: помнишь, как ты тогда Фрэнка поносила? И про Гаса тоже много чего наговорила. Я, хотя Фрэнка любила… – Аманда замолчала и судорожно глотнула воздух. Сейчас заплачет, встревожилась Мэй. Губы у сестры прыгали, но она сдержалась. Помолчала, посмотрела на проезжавшие по главной улице машины, взъерошила себе волосы и снова заговорила:

– Хотя я его любила, очень хотела детей, и Гаса, и потом Фрэнки, вышло все совсем не так, как мне хотелось. И теперь с этим ничего уже не поделаешь, и надеяться тоже больше не на что. А «Кулинарные войны» таким же дерьмом оказались. Даже еще бо́льшим, чем я могла представить.