Не помню первый день, но хорошо помню второй и последний. В обед пришла с инспекцией бабушка и увидела страшное. Я мыла руки в умывалке. Стоя босиком на кафельном полу.
Оставив за собой дымящиеся руины детсада, меня уволокли домой и больше никуда не отдавали. Заткнулись навсегда и родительские приятели. Уж не знаю, по какой причине. Бабушкино домашнее учение принесло плоды. Уже к пяти годам я была записана в две библиотеки. Того, что имелось дома, не хватало.
Только не представляйте нас паиньками. Хулиганили мы отчаянно. Было нам лет шесть, в лето перед школой, и мы с Наташкой Рожковой, моей будущей одноклассницей и медалисткой, придумали игру «адреналин-раша».
Недалеко от дома стоял корпус радиотехнического института. Перед ним лавочки. На лавочках сидели люди. У некоторых из них на головах были шляпы, кепки или хотя бы модные сомбреро. Нужно было за лавкой подкрасться к жертве, молниеносно содрать шапку и убежать. Выигрывал тот, кого не догоняли.
Случались накладки. Однажды прыткий студент в погоне за своей кепкой загнал меня в Наташкин двор. Я метнулась в дворовый сортир и заперлась, отчаянно голося. В этом дворе бабульки меня знали, а кепку в моих руках не увидели. Зато увидели парня, который гонится за шестилеткой и рвется в сортир за ней. Маньяк! Чуть его не затоптали тетки во дворе. А кепку я реально бросила в дырку.
Короче, к первому классу я была готова.
Жила я в центре Таганрога, и выбирать, теоретически, родители могли сразу из нескольких школ, куда отдать свою «прынцессу».
Осень на улицах Таганрога
Но на деле вариант был один — школа № 16, угол Ленина и Тургеневского. Там учились бабушка и мама. К тому же, свой последний класс набирала легенда Таганрога Глафира Михайловна Госсар (Царствие небесное, светлая память Учительнице). К ней ломились со всего города. Но меня, к счастью, взяли.
В школу я шла с радостью — все развлечение. Только бабушка честно предупреждала, что будет скучно. Ведь читать-писать я умела давно. Ха, она забыла о прописях!
С прописями связано пробуждение моих амбиций. У Глафиры Михайловны была разработана своя система поощрений. Какие-то блестящие цветочки на карточках, звездочки… Их выдавали за достижения и примерное поведение.
Долго, почти месяц, не доставалось мне вожделенной карточки. Но однажды мучения моей мамы увенчались успехом: я красиво написала урок в прописях.
Как сейчас помню голос Глафиры Михайловны: «Дети, наша Ланочка красиво написала прописи, я даю ей самую красивую карточку!» Я чуть не лопнула от гордости. Следующие два дня выедала мозг всей семье небывалым успехом.
А еще через несколько месяцев, зимой, я подралась с Петькой Толкачевым, здоровым и щекастым соседом по парте. Не помню повод для драки, помню результат — у меня фингал под глазом, у него рассечена бровь замком моего ранца.
Дома был фурор. «Ого!» — воскликнула мама. «Молодец, дочка», — похвалил папа. Бабушка неодобрительно промолчала. Никто в школу выяснять отношения не пошел, что характерно.
Вообще школу я очень полюбила. Буквально в первые же месяцы мы обнаружили лестницу черного хода, широкую, деревянную, с невысокими ступенями. Идеальная лестница, чтобы сесть на попу вверху и с визгом съехать вниз. Колготы горели, жизнь была прекрасна.
Инициативная группа 1 «Б» класса стала проводить на лестнице все перемены.
К нашему горю, по соседству с лестницей располагался кабинет директора школы, Ивана Михайловича Карапетяна. Сначала-то мы конспирировались и не так орали, но потом, когда я обнаружила узкий парапетик, по которому можно было забраться на окно, примерно в семи метрах от пола, удержу не было.
На окно лезли самые смелые. И однажды директор решил выяснить, что происходит. Открыл дверь в бывший парадный вход и увидел всю веселую компашку с дырявыми колготами и меня на окне. До сих пор помню, как он побелел и шепотом стал уговаривать меня не бояться и не дергаться — вот сию секунду он побежит за лестницей и снимет меня.
«Да чего вы боитесь, Иван Михалыч», — беззаботно ответила я и по карнизу в половинку моей ладошки шириной, шустро пробежала к нему.
Потом на лестнице пахло валерьянкой, а моих родителей первый раз вызвали в школу.
О да, еда. То есть школьное питание. Больная тема.
Напомню: моя бабушка гениально готовила. Каждый день. Свежее. Поэтому в школе мне есть, как правило, не хотелось. К тому же вечно давали с собой яблоко или еще чего вкусного.
Но в буфете было одно сокровище — коржики по семь копеек. Ага, песочные, с запахом соды. Отпад! Если бы бабушка увидела, что я их ем… Но, сами понимаете, опасность добавляет вкуса. И, конечно, я и мои дружбаны стояли в очереди за ними.
Став чуть постарше, класса с четвертого примерно, мы уже могли по теплу выскочить в соседний «Красный мак», бывшую дореволюционную греческую кондитерскую, не без умысла открытую напротив женской гимназии. Там делали такую кучу вкусного, что жизни бы не хватило перепробовать все. Но мы старались.