Культ праха

Наблюдая за братьями с нового угла зрения, он рассмотрел не сильных духом воинов, а разрозненную группку никчёмных слабаков. Все, кроме Рарона, личный вклад которого в их общее дело всегда приравнивался к нулю, продолжали оставаться в неведении и пытались отыскать в себе силы двигаться к цели, достигнув которую они ничего не получат. Смутно и под большим сомнением представлялась возможность достижения цели. Сомнительной была и сама цель.

По-новому Вугго посмотрел на некогда почитаемого им Силгура. Его поражала и возмущала позиция брата, владеющего ценнейшим даром. Самый мудрый из них, избранный Отцом для того, чтобы хранить знания и разумно распоряжаться ими, Силгур так же усердно, как и его непросвещённые братья, реализовывал заблуждение, изначально помутнившее их сознания. Неправда проявлялась всё сильнее, сумев пробить для себя путь сквозь кажущиеся неприступными закрытия, лишающие мысли свободы. Силгур не обладал теми достоинствами, о которых они привыкли думать, и на которые не раз полагались.

Гальягуд, по неведомым причинам, считался главным из них, однако его слово не имело большей силы, чем слово того же Уллиграссора, он не принимал важные решения единолично, в любой сложной ситуации полагаясь на братьев. Мудрые решения ему подсказывали Силгур и Муниярд, вопросы их перемещений и выживания на землях Лальдируфф он доверил Вугго и Сларгарту.

Вуррн давал распоряжения братьям от имени Гальягуда, чувствуя и представляя себя вторым по значимости сыном Альель, но он был бесполезен, глуп, груб и на деле оказался неприспособленным к выживанию. Вуррн не имел ни власти над братьями, ни их уважения, хоть и упорно отрицал это. Не сложись у него крепкого братского союза с Гальягудом, Вуррн неминуемо затерялся бы в одной из снежных бурь и был бы с лёгкостью забыт братьями уже во время их первого похода.

Уллиграссор вынуждал братьев воспринимать его как слабейшего, неопытнейшего и безобиднейшего из них, но стоило только присмотреться к нему чуть пристальнее, как сразу же вскрывалась и его сила, и его ловкость, и его коварство. Добровольно приняв на себя самую нелицеприятную роль в их братстве, Уллиграссор перенёс все тяготы их скитаний с наименьшими потерями, скрываясь за спинами тех, кто не мог себе позволить лгать и прятаться.

Рарон был пуст внутри, но он никогда не пытался казаться лучше. Имея массу возможностей, он не манипулировал остальными, как то делал каждый из них. Он не был обузой, однако и не нёс никакой пользы общему делу. Вугго никогда не полагался на Рарона и не питал к нему злобы, ибо Рарон ничего не давал, но и ничего не требовал.

Самым презренным и ненавистным для Вугго оставался Мигурнок. Где бы они ни были, что бы с ними не происходило, в часы горя и отчаяния, неведения и опасности, даже в редкие минуты радости от торжества случайных побед, он смаковал своё проклятое питьё и уходил туда, где ему было лучше, предавая братьев, Лальдируфф и Отца. Вугго больше не мог это терпеть.

«Я пойду туда, куда желаю и там найду то, что мне нужно», – решил он.

Терпеливо выждав момент, когда Мигурнок стал возвращаться из забытья, не теряя драгоценного времени и пользуясь уникальной возможностью, он подловил брата, когда тот продолжал пребывать в пограничном состоянии. Не дав Мигурноку возможности прийти в себя и хорошенько подумать, Вугго настойчиво повёл его за собой.

Преодолев малое расстояние, они оказались там, откуда не каждому удавалось отыскать выход. Вокруг них открылись манящие, светлые просторы, ранее неизведанные и оттого вызывающие трепетный восторг. Чистый свет плавно рассеивался, открывая усталому взору восхитительные картины, чуждые для пустынного однообразия просторов Лальдируфф. Следуя по воле собственного желания, Вугго завёл их с Мигурноком в Белую пустошь, и коварное место впервые встретило его не мрачной пустынностью, а напротив – открыло ему поразительно прекрасный мир грёз Мигурнока.

Мирная тишина пробуждала в них ощущение безопасности. Это была иллюзия, о которой прекрасно знал Вугго, но в этот раз, он поддался игре, уготованной для них самой смертью. В начале он поддался лжи, а затем – с лёгкостью в неё поверил. Оказалось, это возможно. Знания могут предупредить, но не способны уберечь.

Впервые оказавшись в западне Белой пустоши, о которой он мало что знал, Мигурнок насторожился, но, к его радостному удивлению, не предчувствовал опасности. Ему нравилось то, что он видел. Сознание, помутнённое бесконечными уходами в забытьё и мороком Белой пустоши, воспринимало всё происходящее, как нечто невообразимо прекрасное и особенное. Эти пейзажи он видел сотни раз, подобные ощущения переживал едва ли не каждый день, но что-то неведомое вытеснило из его сознания память, заполняя освободившееся место стремительно разрастающимся внушением, превращающим ценность личного опыта в безнадёжную глупость.