Поместье охранялось людьми, которые видели во тьме не хуже, чем эльфы, и потому она повела их другим путем, вдоль реки, где их было бы невозможно заметить сверху. В высокой траве, напоенной водой реки, можно было конницу спрятать, не то что небольшой перегороженный решеткой коллектор.
— Ты сказала, здесь есть вход, — жрица нахмурилась, и Лиира инстинктивно вжала голову в плечи.
— Это он, — сглотнув, сказала она и не узнала собственный голос. Когда она сбежала, ей было всего тринадцать лет, и она была настолько худой, что без труда протиснулась сквозь прутья. Теперь же ни она сама, ни жрица, ни ее солдаты сделать этого не смогли бы. — Не предполагается, что кто-то будет ходить здесь. Это дорога мертвых — сюда выливают растворенные тела.
Фаэрил чуть склонила голову набок и приподняла белоснежную бровь.
— Подумай об этом. Я хочу видеть.
Огромный железный чан стоит посреди темницы всегда, его видно из любой камеры, его не передвигают и не чистят — нет необходимости, плоть не задерживается в нем надолго. Когда здоровье пленницы становится слишком слабым для того, чтобы выносить очередного ребенка, один взмах руки Садии оканчивает ее жизнь и другие сиделки кладут тело в чан так, чтобы вода его полностью покрывала. Голос Садии затягивает протяжную молитву, настолько монотонную, что кажется, будто ее низкие звуки забираются под кожу и, должно быть, это действительно так, потому что вода в чане окрашивается кровью, с каждой новой фразой все более темной, и лицо пленницы скрывается под ней, а затем к поверхности поднимаются только бесформенные куски плоти, но вскоре растворяются и они.
Тогда тон молитвы меняется, становясь более пронзительным и чистым, и вода светлеет вместе с ним. Когда же чан переворачивают и вода уходит в коллектор, она так же чиста, как та, что наполняла емкость до того, как в нее положили тело.
— Пустая трата ресурсов, — проговорила Фаэрил и обернулась к своим солдатам. Подняв руки, она коснулась плеч двоих из них. Вздрогнув, мужчины подступили к решеткам коллектора и потянули их в стороны, сгибая с силой, которую невозможно было ожидать от их тел.
Затхлый воздух коллектора пробирался в легкие и, казалось, душил изнутри. Культисты уничтожали трупы, чтобы не создавать вокруг поместья захоронения, которые могли бы вызвать чьи бы то ни было подозрения, но остальных нечистот это не касалось. Стоило поставить подошву на скользкие камни, поросшие мхом и водорослями, как нога тут же подворачивалась, утопая в экскрементах, остатках пищи и одни боги ведают, чего еще.
Дом, милый дом. Прекрасные залы наверху должны быть на чем-то построены, и грязь из них должна куда-то деваться в конце концов. Как жаль что, будучи подростком, никто не задумывается о таких вещах.
Отряд остановился, когда один из мужчин подал знак посмотреть наверх. Тонкие полосы сливного люка не источали света, обитателям темницы он был не нужен. Поморщившись, Фаэрил сделала легкий жест в сторону Нира и, сбросив плащ, он подпрыгнул на месте и прилип руками к сводчатой стене. Добраться до люка в потолке ему не составило труда, и о том, что происходило после того, как он отодвинул его и исчез внутри, оставалось только догадываться по отголоскам предсмертных криков. Когда все стихло, он сбросил вниз лестницу из тонкого шелка.
Добро пожаловать домой, Белигестэль.
В отличие от двух надзирательниц, раскинувших руки на полу и невидящими глазами созерцающих тьму, пленницы были все еще живы. Сестры. Они сидели за решетками в камерах, обнаженные и дрожащие от ужаса. Девочки, едва достигшие зрелости, прячущие обнаженные тела и раздутые животы под рогожами подстилок. Родись у нее дочь, а не сын, она вполне могла бы быть среди них сейчас… Взгляд Лииры метался от одной к другой в поисках знакомых лиц тех, кто находился здесь вместе с ней много лет назад, но это были уже другие девочки… очень похожие, но другие. Ни одна из тех, с кем она разделила самые темные времена, не дожила до ее возвращения.
Они не обращались друг к другу по именам, здесь внизу они были не нужны, но Лиира помнила одну справа, у которой всегда были теплые руки, несмотря на холод в темнице, и одну напротив, которая начинала мычать что-то себе под нос, едва за надзирающей колдуньей закрывалась дверь… Иногда, беря в руки лютню, Лиира слышала ее снова, и только звон струн заставлял ее замолчать.
— Я позволяю тебе убить их, — со смесью гнева и брезгливости проговорила Фаэрил и Лиира не сразу поняла, что она обращается к ней, а когда поняла, не почувствовала даже тени сопротивления.
Сидя в этой камере, вынашивая ребенка, которого она не ждала, она мечтала о смерти. Она перестала есть, и Садия начала запихивать в нее пищу силой. Тратить на это сверхъестественную силу убеждения, что даровала ей Адхар, Садия считала расточительством и святотатством. Впервые увидев, как сестры покидают эту темницу через слив коллектора, Лиира бросилась на прутья решетки, пытаясь размозжить себе голову, и не смогла. Ее приковали к кровати и не освобождали до тех пор, пока не начались схватки, и вот тогда…