Культовое кино

Рабовладельцы, говорит Тарантино – а он как никогда серьезен и заставляет американскую историю платить по счетам без срока давности, – те же нацисты, которых он жег в «Ублюдках». На время присмиревшее действие срывается в кровавую баню после того, как Шульц выбивает арфу из рук златокудрой. Да, ему невыносима пытка, которой она подвергает Бетховена: чисто тарантиновский прикол. Но дело в том, что эта музыка вызывает в мозгу доктора вспышки кошмарного воспоминания о рабе по имени д’Артаньян, затравленном собаками у него на глазах. Тень нацизма – эта ассоциация несомненна – падает на штат Миссисипи через звуки Бетховена, только, вопреки всем законам физики, это тень из будущего: доктор реагирует как совестливый немец ХХ века.

Тарантино спрятал в «Джанго» еще один, косвенный, намек на «Ублюдков». Адвоката, которому выпадет роль – по аналогии с подушечкой для иголок – подушечки для пуль, зовут Леонид Моги. Так именовал себя, став французским режиссером, эмигрант из СССР Леонид Могилевский, прославившийся фильмом об исправительном заведении для девушек «Тюрьма без решеток» (1938). При чем тут он? А при том, что, бежав от нацистов в США, он снял «Париж после наступления темноты» (1943), одну из тех поделок о подвигах французского Сопротивления, которые пародировал Тарантино в «Ублюдках».

Впрочем, рабовладельцы даже хуже нацистов. Те уничтожали евреев, возбуждая себя ненавистью к ним. Эти негров не ненавидят, боже упаси. Никаких эмоций. Они просто запирают девушек в раскаленные солнцем железные ящики и порют их до костей, а мужчин превращают в гладиаторов-смертников, выдавливающих друг другу глаза и ломающих хребты прямо на ковре уютного господского кабинета. В лучшем случае как милейший Кэлвин Кэнди, упоительно сыгранный Леонардо Ди Каприо, увлекаются наукой френологией и находят в черепах рабов «бугорки покорности».

Зверства, когда их снимает Тарантино, а не, скажем, Оливер Скотт, деформируют зрительское восприятие. С одной стороны, разве не этого ждут от автора «Бешеных псов»? С другой стороны, это не авторский гран-гиньоль, а вполне скрупулезно восстановленная историческая реальность, сама по себе шизофреническая. Отнюдь не психопаты и не садисты изо дня в день, из века в век ведут себя как садисты-психопаты по отношению к людям, которых просто не считают людьми. А еще больше шизофрению восприятия обостряет то, с какой живописной, чрезмерной, экстравагантной красотой снят фильм. На дальнем плане, скажем, мчится всадник, Шульц всаживает в него пулю, и у всадника вспыхивают, плещутся на спине кровавые крылья-брызги.

Единственный шанс для негра вступить с белыми в, так сказать, человеческие отношения – стать еще гаже, еще бесчеловечнее, чем они. Так, Джанго, пытаясь спасти жену, является к Кэлвину в обличье негра-работорговца. Но на всякого хитрого Джанго в пижонских черных очках найдется свой мажордом Стивен. Сколько таких стариканов, хлопотливых, бранящих хозяев, как малых детей, хромало по голливудскому экрану, одному богу ведомо. По версии Тарантино, все они на одно лицо с дядюшкой Рукусом из анимационного сериала «Гетто», пучеглазым расистом, ненавидящим соплеменников, которому подражает Сэмюэл Л. Джексон. Блистательно доказывая своей игрой, что делать карикатуру на карикатуру – дело безнадежное даже для столь замечательного, как он, актера.

По полной получает и Дэвид Уорк Гриффит, чью знаменитую атаку куклуксклановцев из «Рождения нации» (1915) Тарантино перелопатил в единственный безусловно комический эпизод «Джанго». Правда, в 1858 году ку-клукс-клана еще не существовало, но Тарантино уж очень хочется поквитаться с гениальным расистом. Грозная банда терпит позорное фиаско, потому что жена одного из «белых рыцарей» пошила им такие «мешки» – легендарные капюшоны, в которых они превращаются в слепых котят. На этот эпизод Тарантино наверняка вдохновили воспоминания Джона Форда о том, как в юности он снимался у Гриффита как раз в эпизоде атаки: «В этой наволочке на голове я ничего не видел и упал с лошади, врезавшись лбом в первую же ветку».

Форд – наряду с Сэмом Пекинпа, в память о «Дикой банде» которого оркестрована бойня в финале «Джанго», – едва ли не единственный праведник, которого Тарантино нашел в Голливуде. Герои странствуют, собирая головы жертв и доллары, назначенные за эти головы, на поэтическом – как странно, однако, звучит это слово в связи с Тарантино – фоне меняющихся времен года. Недвусмысленное, однако, признание в любви к Форду, цитата из его «Искателей» (1956). Но у этой любви есть идеологическая составляющая. Одному лишь Форду еще в дремучие, расистские времена хватило внутренней свободы и влияния сделать негра героем «Сержанта Ратледжа» (1960), и без того диковинного вестерна пополам с триллером.

Между прочим, Вуди Строуд, сыгравший Ратледжа, позже снимался в Италии. В том числе у того самого Кастеллари, которому мы обязаны идеей «Ублюдков».