Культовое кино

Первый, еще до независимости снятый финский фильм назывался «Самогонщики». У питерских «Крестов» есть тюрьма-побратим в Финляндии, выстроенная тем же архитектором Томишко по похожему проекту.

«Линию Маннергейма» сменила «линия Паасикиви – Кекконена», ориентация на дружелюбное, почти союзническое сожительство с могучим соседом. В исторической перспективе без нее не было бы нынешних шопинг-туров. Правда, при советской власти их и не было, зато были другие. Финны с энтузиазмом отправлялись на выходные в автобусные туры в Петербург. Ну это так называлось: «в Петербург», хотя бедолаг и водили – вернее, пытались водить – в Эрмитаж. Истинной их целью был винно-водочный отдел в первом же продуктовом магазине. Жители перешейка со странной нежностью взирали на штабеля (именно так, это ярчайшее воспоминание) гостей, которых, не кантуя, загружали в обратный путь. Зрелище повышало самооценку наших выпивох: да, закладываем, но не до такой же степени. Ну ладно, до такой и хуже, но не в организованном же порядке. Испытывали они и добрую зависть: вот же все-таки культурная нация финны, нас бы оставили по канавам или «по е**лу съездили – и в кутузку».

Русское отношение к Финляндии примерно такое: «Курица – не птица, Финляндия – не заграница». Или: да это же наши, родные чухонцы. В «Особенностях национальной охоты» интонационно блестяще выражено отношение к финнам как к братьям-славянам, только тормознутым.

В наши дни пограничная линия почти призрачна, разве что немного формальнее, чем между Российской империей и автономным Великим Княжеством Финляндским. Состоятельные граждане давно обзавелись в Финляндии дачками или нашли отели, где чувствуют себя как дома, ездят туда на выходные порыбачить, или поблядовать, или по-семейному отдохнуть. Менее состоятельные ездят автобусами от Московского вокзала на тот самый шопинг. Для всех них беспроблемные финские визы – ключ к Шенгену.

До 1917 года и после 1940-го дачи снимали на Карельском перешейке, теперь – подальше. Финны же в значительной мере продолжают считать Карельский перешеек своим. Такая вот коммуналка, населенная типа родственниками, но с запутанной семейной историей, со спорами из-за жилплощади, но до драк не доходящими.

Если на тебя набросился марсианин, папуас или любой иной «чужой», это, в общем-то, не страшно: вини себя самого за ротозейство. Страшно, если в твою голову проберется подозрение: а вдруг этот вот сосед-родственник, оставаясь самим собой – никакой инопланетный паразит не захватил его телесную оболочку, – собирается тебя съесть.

Быть бы «Шопинг-туру» зловещим геополитическим высказыванием об иллюзорности цивилизации и призывом к бдительности, если бы фильм ужасов не был снят не просто с юмором, а с финским юмором. С добрым финским юмором.

«Капитан. Хоть бы сауну растопил, засранец.

Жена капитана (как ребенку). Как он мог ее растопить, если он в ней повесился, Кари».

Нет, это даже не столько финский юмор, сколько финская интонация. Эпизод с Тиммоненом, сауну не растопившим, мог бы написать замечательный автор «Очаровательных самоубийств в кругу друзей» Арто Паасилинна. Как и монолог капитана, объясняющего, что всплеск самоубийств в Иванов день свидетельствует о душевном здоровье нации: счастье, когда люди кончают с собой в знак благодарности тому счастью, которое дарит им праздник.

Короче говоря, «ежа не обстругаешь».

Российский автор неизвестным науке способом провел сеанс финской национальной самокритики и национального самоанализа. Даже с катарсисом, хотя не совсем очевидно, что катарсисом считать: ожидаемую, но оттого не менее шокирующую финальную грызню матери и сына или восторженного Сибелиуса на титрах. Наверное, и то и другое.

2012. «Мисима: финальная глава», Кодзи Вакамацу

Фильм Вакамацу – хроника четырех последних лет жизни японского писателя, оборвавшейся 25 ноября 1970 года. 45-летний Мисима совершил сэппуку, когда не сумел с четырьмя юными соратниками поднять на мятеж во имя восстановления императорской власти токийскую военную школу. Впрочем, попыткой военно-фашистского путча, как именовали это в СССР, события 25 ноября не назвать даже с натяжкой. Заговорщики шли на дело с самурайскими мечами. Они скорее бы умерли, чем пролили чью-либо кровь. Да, честно говоря, они и шли умирать. Такое вот театральное самоубийство. Возможно, самоубийство любовников: за Мисимой в мир иной последовал его ученик Масакацу Морита. Впрочем, гомосексуальность Мисимы фильм игнорирует: в Японии вдова писателя засудит любого, кто посмеет коснуться этой темы.

Свою смерть Мисима описал в гениальном рассказе «Патриотизм» (1961) и разыграл в его авторской экранизации (1965). Речь там шла о самоубийстве – после неудачного и кровавого военного путча в феврале 1936 года – офицера-заговорщика и его жены. Нынешняя императрица Японии когда-то была, кстати, невестой Мисимы.

Впрочем, историю Мисимы можно рассказать немного иначе.