Культовый Питер

Плывем вдоль гранитной набережной — и вот уже в зеркальной воде отражается светло-серый, гладкий Мраморный дворец, построенный Ринальди по заказу Екатерины II для ее могущественного фаворита Орлова, который так и не дожил до вселения во дворец. Так показывать мрамор, как Ринальди, никто не мог — на поверхности мрамора возникает особое сияние, которое искусствоведы называют «цветком Ринальди».

Потом дворец принадлежал великому князю Константину Романовичу, известному поэту, писавшему под скромным псевдонимом К. Р. «Умер бедняга в больнице военной» — слова эти сочинил не народ, а великий князь. За решеткой дворца виден монумент — тяжелый, коренастый мужчина на могучем битюге. Творение великого скульптора Паоло Трубецкого — памятник Александру III, самому, пожалуй, талантливому царю после Петра, сделавшему Россию мощной промышленной державой и погибшему, в отличие от его отца Александра II, не от бомбы террориста, а от другой русской беды — пьянства. Известно, что коньяк был даже в его трости, с которой он не расставался. В десятилетия, когда царей принято было презирать (а началась эта мода задолго до революции), памятник этот считался смелой карикатурой. После революции его сняли со Знаменской площади у Московского вокзала, и долгие годы он был в заточении. Рассказывал уже, как мы мальчишками, пьянея от нашей смелости, глядели на монумент в упор сквозь щели в ограде двора Русского музея. Сейчас, когда памятник стоит рядом с роскошным дворцом, он выглядит, как и положено, гениальным памятником одному из самых мощных наших царей.

А я помню еще на этом высоком постаменте задорный ленинский броневичок, простоявший тут все советское время и весьма дисгармонирующий с дворцом. Ну броневичок и должен был с ним дисгармонировать, такая задача у него!

Помню удивительные девяностые годы, когда все привычное так круто менялось, что даже кружилась голова. Сняли броневичок! И как! Один мой друг, бывший нищий питерский гений, уехал в Германию и там прославился и разбогател — не столько на картинах, сколько на эпатажных «акциях», которые были тогда в моде, особенно в Германии. Помню и его авангардистскую выставку в Русском музее, где среди стен с грустными русскими пейзажами стояла толпа, которой полагалось завороженно смотреть, как падают из умывальника капли и щелкают по мыльной поверхности в тазу.

В чем дополнительный, к его художественному, талант моего друга, окончательно понял я тогда, когда он пригласил меня на «акцию» у Мраморного дворца. В тот момент не было уже броневичка на постаменте. Идеология ушла. А следующая, которую стал олицетворять тяжелый Александр III, еще не пришла. Была свобода, которой воспользовался мой приятель. Был представлен весь бомонд, который тоже «выставлялся», каждому было важно, чтобы он тут был. Был знаменитый художник Белкин, без которого бомонд не бомонд. Если нет Белкина, значит, не то. Хотя все любят Белкина вовсе не за его картины, которых он, может быть, уже и не пишет, а за веселые его затеи — слегка похожие на эту, которую задумал ставший германцем наш общий друг. В присутствии посвященной толпы, консулов всех свободомыслящих стран он сжигал на постаменте засушенные ароматические травы, чтобы как бы духовно очистить постамент от скверны. Потом был неслабый банкет в огромном мраморном зале, где на столах не было разве что павлиньих языков.

— Сплоховали! Павлиньих языков не подвезли! — сказал жизнерадостный Белкин.

Многое повидал этот дворец. Сейчас в Мраморном филиал Русского музея и часто устраиваются выставки именно авангардистов — мой друг проложил им путь.

Кончился мраморный фасад — и за стройным памятником Суворову в виде Зевса мелькнуло широкое Марсово поле с темно-розовым Михайловским замком за ним. И сразу вдруг стемнело: нырнули под широкий, гулкий настил громадного Троицкого моста...

КУЛЬТОВОЕ МЕСТО: ЛЕТНИЙ САД

И вынырнули у Летнего сада. Гуляя по замечательным дворцовым пригородам, куда в этот раз нам, увы, не попасть, я усвоил, что существует два вида дворцовых садов. Первый — французский. Аккуратные кусты, подстриженные кубами или шарами, беседки и «боскеты» из стриженых кустов, строгие симметричные аллеи, круглые площадки. Деревья в основном невысокие и, как правило, переносные, посаженные в кадках. Во французском саду все должно быть по возможности искусственным — этакое подчинение природы человеку. Фонтаны, гроты, павильоны и другие затеи. Именно таким, французским, был знаменитый Екатерининский парк в Царском Селе и Летний сад у домика Петра I. Петр весьма любил устраивать тут ассамблеи и машкерады. В 1725-м — в год смерти Петра — были установлены здесь беломраморные статуи, копии римских, весьма смутившие современников своей откровенной чувственностью.

Увы, более опасной для них оказалась стихия. Летний сад пережил два катастрофических наводнения — в 1777 и 1824 годах. Многие скульптуры погибли. И сейчас их осталось 89. Наиболее знаменитая из них — беломраморная «Нимфа Летнего сада», Флора, богиня растений.

Красоты Летнего сада вдохновляли многих. Ахматова писала: