Культура Два

Интересно, как идея воды, понимаемой почти как в «гидравлических» обществах, то есть воды как основы существования, накладывалась постепенно на идею города, понимаемого во многом архаически, то есть как центр мира. В результате такого наложения проект канала Москва – Волга и Генеральный план реконструкции Москвы взаимно проникали и обогащали друг друга. Одна из главных идей канала – дать Москве много воды. Одна из главных идей Генерального плана – сделать обрамляющие эту воду набережные самым красивым местом Москвы. В августе 1933 г. был закончен Беломорско-Балтийский канал, а уже в сентябре специальный пленум МК ВКП(б) и Моссовета принимает решение «о размещении строительства главным образом на набережных Москвы» (АС, 1936, 4, с. 71). И наоборот, в мае 1935 г. был утвержден Генеральный план реконструкции Москвы, а в сентябре появляется специальное постановление СНК и ЦК ВКП(б) о дополнительном снабжении Москвы питьевой водой и о повышении уровня воды в Москве-реке (СЗ, 1935, 48, 395). Вода должна прийти в город, чтобы украсить его архитектуру, а архитектура должна украсить эту пришедшую в город воду.

В 30-е годы пересматривалась планировка многих городов, выполненная в 20-е годы (в частности, Эрнстом Маем). Основная претензия к старой планировке – оторванность от воды. Таковы, по мнению А. Мостакова, Магнитогорск («отрезан от воды»), Челябинск («отрезан от пруда»), Ростов-на-Дону («не ориентирует своих композиционных осей на реку Дон» – Мостаков, 1936, с. 29 – 30). Город и вода как бы шагают в культуре 2 навстречу друг другу.

Естественно, что теоретики архитектуры начинают искать аналоги такого взаимодействия города с водой и находят их. «Изучение опыта градостроительства на Востоке, – пишет в одной из своих статей автор известной книги о муссолиниевской архитектуре, – должно нам помочь при создании своей социалистической по содержанию и национальной по форме архитектуры. С этой точки зрения нас прежде всего интересует Иран… Города существовали там благодаря сети подземных каналов (так называемых «каризов»), за работой которых следил целый корпус инженеров; проходя иногда сотни километров, эти каналы питали городские цистерны. Порча каналов или отвод от города источников водоснабжения обрекали город на гибель» (Ремпель, 1935, с. 51). Мы видим, что климатическое мироощущение культуры сползало не только на юг, но и на Восток, культура как будто убеждена, что без кариза (или кяриза) Москва – Волга столица обречена на высыхание и гибель. Аналогия с Ираном показывает, что дело тут не только и не столько в практической потребности города в воде, сколько в культурной самоидентификации.

Другой не менее важный аналог и образец, принимаемый культурой, это город на болоте, балтийский порт, который первоначально предполагалось весь изрезать каналами, что удалось сделать только частично, – Петербург. Чрезвычайно характерно, что обращение к традиции Петербурга становится возможным сразу же после ликвидации Ленинградского общества архитекторов-художников и разрушения «келейной замкнутости» ленинградских архитекторов. Создается впечатление, что питательные вещества ленинградской традиции могут быть переварены желудком культуры 2 только при достаточном измельчении носителей этой традиции.

Посмотрим, как мотивируется обращение к традиции Петербурга. Реконструкция Москвы, как считают архитекторы, – «должна обеспечить городу простор, парадность, художественную цельность и строгую простоту. Но все эти признаки… уже получили художественное выражение в архитектуре лучших европейских столиц. Архитектура позднего барокко и классицизма XVIII–XIX веков создали такого рода столичный город, говорить о котором можно как о столице европейского типа, а изучать который было бы для Москвы и своевременным и полезным. Итак, – продолжают авторы статьи, – темой данной работы избирается столица европейского типа и объектом исследования – Петербург-Ленинград» (Бунин, Круглова, с. 5).

Возникает видимость противоречия. С одной стороны, многое, в частности, обращение к традиции Ирана, указывает на ориентализацию культуры, следствием чего можно считать и особое значение воды, и особое ощущение тепла, и представление о предыдущей культуре как о мертвой, в противоположность нынешней живой, и особую плодовитость культуры, и особое отношение к женщине. С другой стороны, спасенная волжской водой от высыхания, украшенная грандиозными набережными, могучими фонтанами, парковыми водоемами, лодочными станциями Москва должна стать не Иерусалимом, не Александрией, не Пальмирой – а столицей европейского типа, идеальным образцом которой культуре видится «Северная Пальмира» – Петербург.