Однако стоит задуматься вот над чем: противоречит ли ориентализация культуры ее стремлению казаться европейской? Русская история показывает, что нет. В периоды самой ярко выраженной восточной ориентации у Москвы отнюдь не пропадает желание, говоря словами А. Бунина и М. Кругловой, «перестать быть городом азиатского склада» и «приобщиться к семье европейских столиц». Все дело в том, что понимается под «азиатским складом» и какие пути предлагаются. В 30-х и 40-х годах возникает парадоксальная идея: чтобы приобщиться к семье европейских столиц, надо оживить город, засушенный и почти умерщвленный предыдущей культурой, и спасти его может только вода, «потому что без воды, – как поется в популярной песенке водовоза из кинофильма “Волга-Волга”, – и ни туды и ни сюды». Пути искоренения азиатского склада оказываются чисто азиатскими.
Вода понимается в культуре 2 примерно так же, как в гидравлических обществах, потому что, как поется в песенке водовоза из кинофильма «Волга-Волга», «без воды и ни туды, и ни сюды». Одной из основных архитектурных задач становится оформление набережных, каналов и водоемов.
Видимо, надо различать два культурных слоя: в одном из них мироощущение культуры сползает в сторону юго-востока, в другом – оно торжественно въезжает в семью европейских столиц. Культура видит два этих движения как одно.
Аналогичную раздвоенность культуры мы наблюдаем на примере ее отношения к русскому архитектурному наследию. Есть культурный слой, в котором это наследие интенсивно и последовательно разрушается (церкви, монастыри, Китайгородская стена, Сухарева башня и т. д.), и есть культурный слой, в котором это наследие постепенно становится главным образцом для подражания. Однако важно не упустить из виду, что раздвоенностью это выглядит с точки зрения постороннего культуре наблюдателя, изнутри она представляется единой.
Такую же раздвоенность мы можем увидеть в отношении культуры 2 к зелени. Реконструкция Москвы началась практически с того, что вырубили все деревья на Садовом кольце (сохранив, правда, его теперь уже бессмысленное название). Но есть и другой культурный слой, в котором происходит бурное «озеленение». Разрыв между этими двумя слоями был так очевиден, что на какой-то момент его увидели и изнутри культуры; во всяком случае, Н. Булганину, выступавшему на съезде архитекторов, пришлось это специально оговаривать: «Следующий вопрос наиболее пикантный, и я думаю, многие ждут, что я по этому поводу скажу, – это об озеленении (смех в зале). Мне говорили товарищи: хотелось бы послушать Булганина, как он выкрутится из этого положения (смех в зале, аплодисменты)» (ЦГАЛИ, 674, 2, 36, л. 159).
В конечном счете аргументы Булганина сводились к тому, что вырубание не противоречит озеленению: «…вырубили деревья, стало лучше, товарищи. (Смех, аплодисменты)» (Булганин, с. 15). И действительно, очень скоро разрыв между одним и другим перестал восприниматься культурой, остается только озеленение (создается даже специальное общество озеленения Москвы).
Никто, видимо, не производил подобных подсчетов, но я склонен думать, что между 1932 и 1954 годами количество зелени в городах скорее все-таки уменьшилось. Пафос