Читаем Культура и империализм полностью

Вопрос, как это можно сделать, переносит нас из сферы явных увещеваний и поучений к исключительно интересному вопросу о структуре и методе «Проклятьем заклейменных». Заслуга Фанона в этой его последней работе (она опубликована в 1961 году, спустя несколько месяцев после его смерти) — прежде всего в презентации колониализма и национализма в их манихейском противоборстве, затем в фиксации появления движения за независимость, и, наконец, в преобразовании этого движения в некую по сути трансперсональную и транснациональную силу. Провидческий и инновативный

* Ibid. Р. 106. По поводу «введения человечества заново в мир» в понимании Фанона см. проницательное обсуждение этого сюжета в работе: Taylor Patrick. The Narrative of Liberation: Perspectives on Afro-Caribbean Literature, Popular Culture and Politics. Ithaca: Cornell University Press, 1989. P. 7—94. По поводу предчувствий и опасений Фанона в отношении национальной культуры см.: Gendzier Irene. Frantz Fanon, a Biography. 1973; rprt. New York: Grove Press, 1985. P. 114—130.

характер этой последней работы Фанона проистекают из поразительной тонкости, с какой он энергично деформирует империалистическую культуру и ее националистического антагониста, устремляясь при этом за рамки их обоих — к освобождению. Как и Сезэр до него, Фанон оспаривает действия империализма в могучем риторическом и систематизированном резюме. Это проясняет долгую культурную историю империализма и — еще более эффектно — позволяет Фанону сформулировать новые стратегии и цели освобождения.

«Проклятьем заклейменные» — это гибридная работа: частью — эссе, частью — художественная история, частью — философский анализ, частью — психологическое исследование, частью — националистическая аллегория, частью — провидческое трансцендирование истории. Она начинается с территориального наброска колониального пространства, поделенного на чистые и ярко освещенные европейские города и темные, зловонные и плохо освещенные казба (casbah), старые кварталы. Из этого манихейского и физически фиксированного тупика и исходит вся работа Фанона, так сказать, развертывается при посредстве насилия туземцев, — силы, призванной перебросить мост между белыми и не-белыми. Для Фанона насилие, как я уже говорил ранее, это синтез, который преодолевает овеществление белого человека в качестве субъекта и черного человека в качестве объекта. Мое предположение состоит в том, что пока Фанон писал эту работу, он читал «Историю и классовое сознание» Лукача, которая в 1960 году только что вышла в Париже во французском переводе. Лукач показывает, что следствием капитализма являются фрагментация и овеществление: при таком распределении всякий человек становится объектом, товаром, результат труда человека отчуждается от производителя, образ целого или общности полностью улетучивается. Самым важным для мятежного и еретического марксизма, который выдвигал Лукач (вскоре после публикации в 1923 году книга была изъята из обращения самим Лукачем) было отделение субъективного сознания от мира объектов. Это, говорит он, можно было бы преодолеть актом ментальной воли, посредством которого отдельный ум мог бы объединиться с другим, представив себе общие связи между ними, разрушая мощную ригидность, которая держит людей в рабстве у тиранических внешних сил. Отсюда примирение и синтез между субъектом и объектом.

Насилие у Фанона, при помощи которого туземец преодолевает разделение между ним и белыми, весьма точно соотносится с тезисом Лукача о преодолении фрагментации при помощи акта воли; Лукач говорит, что это «не является однократным актом срывания покрова, скрывающего процесс, а есть непрерывная смена [состояний] окостенения, противоречия и текучести».* Таким образом, разрушается субъект-объектное овеществление в его неподвижности, которое сродни тюрьме. Фанон принимает большую часть этого исключительно смелого тезиса, который стоит в оппозиции даже в рамках оппозиционного марксизма, во фрагментах вроде нижеследующего, где сознание поселенца функционирует подобно сознанию капиталиста, превращая рабочего в нечеловека и бездушный объект.

Поселенец творит историю и сознает это. И поскольку он постоянно соотносит себя с историей сво-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение