Найпол, весьма талантливый автор путевых очерков и романист, успешно драматизирует идеологическую позицию Запада, из которой возможно осуждать преуспевшие в борьбе за независимость постколониальные государства. Его обвинения постколониального мира в религиозном фанатизме («Среди верующих»
*
**
шенно бесполезен в отношении остающихся разногласий, будь то вновь образованные государства или менее важные сектора метрополийной культуры. Вопросы власти и авторитета, прежде обращенные в сторону классических империй Британии и Франции, ныне адресованы деспотическим режимам, идущим им на смену, и направлены против идеи неизбежного рабства и зависимости африканских и азиатских стран. Свидетельства тому достаточно ярки. Борьба за. демократию и права человека продолжается в Кении, на Гаити, в Нигерии, Марокко, Пакистане, Египте, Бирме, Тунисе и Сальвадоре, причем это далеко не полный список. Растущая роль женского движения также оказывает дополнительное давление на олигархическую экономику и военную (или однопартийную) систему правление. Кроме того, оппозиционная культура сохраняет связи между Западом и не-европейским миром. Свидетельства этого можно видеть, например, в увлечении Сезэра марксизмом и сюрреализмом, а также позднее в связи между «Subaltern Studies», Грамши и Бартом. Многие интеллектуалы в прежде колонизированном мире отказались принять не слишком удачную участь Индара у Найпола, некогда многообещающего провинциального молодого человека, за которым гонялись американские фонды. Но теперь он конченый и никчемный человек, которому некуда податься.
Время от времени — это единственное, что он знает, что ему пора идти домой. В воображении он грезит о деревушке-мечте. В перерывах между этим он занимается самой низкой работой. Он знает, что достоин лучшей доли, но не хочет этим заниматься. Мне кажется, ему нравится, когда говорят, что он достоин лучшего. Мы опустили руки. Он ничем не хочет рисковать снова.
Индар — один из «новых людей», интеллектуалов третьего мира, который незаслуженно оказывается на гребне известности, когда ветреные энтузиасты в первом мире в настроении поддерживать мятежные националистические движения, но терпит крах, когда их энтузиазм слегка остывает.
Насколько точна подобная презентация политики сопротивления и ее культуры? Угасла ли энергия, толкавшая алжирцев и индийцев на массовые восстания, после достижения независимости? Нет, потому что национализм был лишь одним из аспектов сопротивления и к тому же не самым важным и не самым стойким.