Культура и империализм

Тон Афгани вполне дружественный, хотя он явно оппонирует Ренану. В противовес более поздним противникам империализма, для которых освобождение — ключ ко всей теме, Афгани, как и индийские юристы 1880-х, принадлежит к слою людей, которые, сражаясь за свои сообщества, пытаются найти свое место в культурных рамках, разделяемых Западом. Это те самые элиты, которые, возглавляя различные националистические движения за независимость, получили свой авторитет из рук колониальной власти: таковы отношения Маунтбатте-на и Неру, или де Голля и ФНО.¹⁴¹ К такого рода антагонистическому сотрудничеству относятся различные конфигурации культурной зависимости,

* Ответы Афгани Ренану представлены в работе: Keddie Nikki R. An Islamic Response to Imperialism: Political and Religious Writings of Sayyid Jamal ad-Din al-Afghan*. 1968; rprt. Berkeley: University of California Press, 1983. P. 181—187.

западные советники, чьи работы помогли туземным народам или нациям «подняться» (один аспект этого хорошо задокументирован Джонатаном Спенсером в книге о западных советниках «То Change China») и те защитники угнетенных на Западе (миссис Джеллиби¹⁴² — ранняя их карикатура, члены Ливерпульской школы — более поздний пример), кто представлял свои собственные версии интересов туземцев. Еще один пример — это соперничество между Т. Э. Лоуренсом и Луи Массиньоном сразу после Первой мировой войны, с большой тонкостью описанное в эссе Альберта Хурани.* Каждый из них с неподдельной симпатией относился к арабам, сражавшимся в ходе войны с оттоманами (в самом деле, для Массиньона сочувствие к исламу стало подлинным ядром его теории монотеистического сообщества, авраамического ряда), однако из империалистических убеждений каждый из них сыграл определенную роль в разделении арабского мира между Францией и Британией: Лоуренс служил Британии, а Массиньон — Франции, и все это ради арабов.

Из такого рода коллаборационизма между туземцами, с одной стороны, а также вполне традиционными и весьма эксцентричными и противоречивыми представителями империализма — с другой, вырастает целая обширная глава в культурной истории всех пяти континентов. Отдавая им должное, признавая общий совместный опыт, которым обладают многие из нас, мы должны в то же время отметить, что в центре его тем не менее по-прежнему стоит имперский подход XIX столетия — проведение границы между туземцем и западным человеком. Многие колониальные школы Дальнего Востока, Индии,

* Hourani Albert T. Е. Lawrence and Louis Massignon // Islam in European Thought. Cambridge: Cambridge University Press, 1991. P. 116—128.

арабского мира, Восточной и Западной Африки, например, учат поколения туземной буржуазии важным истинам относительно истории, науки, культуры. И из этого процесса обучения миллионы людей усваивают фундаментальные познания о современной жизни, оставаясь тем не менее подчиненными и зависимыми от чужестранной имперской истории.

Кульминацией этой динамической зависимости выступает национализм, который в итоге порождает независимые государства в прежде колониальных странах по всему миру. Два политических фактора, чья значимость уже была отмечена в культуре, теперь знаменуют собой конец периода националистического антиимпериализма и открывают эру освободительного антиимпериалистического сопротивления. Первый — это отчетливое осознание культуры как империализма, рефлексивный момент осознания того, что позволило вновь образовавшимся независимым гражданам заявлять о конце претензий европейской культуры вести за собой и/или наставлять не-европейцев. Второй — это продолжающаяся имперская миссия Запада в названных мною регионах, прежде всего в Алжире, Вьетнаме, Палестине, Гвинее и на Кубе. Но освобождение, в отличие от националистической независимости, стало более сильной новой темой — темой, которая уже присутствовала в ранних работах таких авторов, как Маркус Гарви, Хосе Марти и В. Э. Б. Дюбуа, например, но ныне требует стимулирующего воздействия теории, а подчас и мятежной воинственности.