Борьба национальной идентичности за освобождение от империалистического господства оказалась в сфере действия государства. Армии, флаги, законодательные учреждения, модели национального образования и главенствующие (а подчас и вообще единственные) политические партии обычно приводят к тому, что националистические элиты занимают то место, которое прежде занимали англичане или французы. Важное различение, которое Бэйзил Дэвидсон проводит между мобилизацией масс (громадные толпы индийцев, которые проходят с демонстрацией по улицам Калькутты, например) и участием масс, подчеркивает различие между националистической элитой и сельскими и городскими массами, которые на короткое время стали органической частью националистического проекта. Заслуга Йейтса перед Ирландией в том, что он помог восстановлению чувства общности — Ирландию потчевала на славу «компания, что пела, чтобы подсластить ошибки Ирландии, Баллада и история лилась и пелась»* — но в центре ее стоит избранная группа мужчин и женщин.
Когда образуется новое национальное государство, утверждает Партха Чаттерджи, им управляют не только пророки и романтические мятежники. В Индии это был Неру, «прагматик, строитель государства».** С его точки зрения крестьянами и городской беднотой управляют страсти, а не рассудок; их могут мобилизовать поэты, как Тагор, и хариз-матики, как Ганди, но после обретения независимости эти народные массы должно вобрать в себя государство, дабы сделать собственное развитие более функциональным. Однако Чаттерджи делает интересное замечание, что за счет трансформации национализма в новую региональную или государственную идеологию постколониальные страны подчиняются глобальному процессу рационализации, основанному на внешних нормах, — процессу, которым в послевоенные годы модернизации и раз-
*
вития управляла логика мировой системы вроде логики глобального капитализма, которым заправляет горстка ведущих индустриально развитых стран.
Чаттерджи прав, когда говорит, что «вне зависимости от степени искусности исполнения современное государственное управление, как и современные технологии, не могут эффективно сдерживать реальные напряжения, не получающие разрешения».* Новая патология власти, по выражению Экбаля Ахмада, порождает заботы о национальной безопасности диктаторов и олигархов, однопартийные системы. В романе В. С. Найпола «Излучина реки» (1979) неназванной африканской страной правит Большой Человек, также не названный и даже отсутствующий, который манипулирует европейскими консультантами, индийским и мусульманским меньшинствами и своим собственным племенным народом, исходя из жесткой нативист-ской доктрины (все это напоминает культ Зеленой книги Каддафи или изобретение Мобуту племенных традиций). В конце книги многих из ее героев безжалостно убивают; один или два выживших в этой резне понимают, что происходит (именно так обстоит дело с Салимом, главным героем), и приходят к выводу, что ситуация безнадежна и потребуется еще одна эмиграция. (Выходец из восточно-африканской мусульманской индийской семьи Салим попадает во внутренние районы, где правит Большой Человек, и затем, одинокий и совершенно опустошенный, покидает эти места.) Идеологическая позиция Найпола состоит в том, что триумф национализма в третьем мире не только «сдерживает вполне реальные напряжения..., не получающие разрешения» в постколониальном государстве, но также разрушает последнюю надежду сопротивления, как
* Ibid. Р. 169.
и последние цивилизирующие следы западного влияния.