Культура и империализм

Не так уж много государств или режимов, которые активно не участвовали бы в интеллектуальном и историческом развитии новых постколониальных международных конфигураций. Их клич — национальная безопасность и сепаратистская идентичность. Наряду с официальными фигурами — правителя, национальных героев и мучеников, принятых религиозных авторитетов — победивших политиков, похоже, прежде всего волнуют границы и паспорта. То, что когда-то было имагинативным освобождением народа — «изобретением новых душ», по выражению Эме Сезэра — и дерзкой метафорой, обозначающей духовную территорию, узурпированную колониальными владыками, довольно быстро было усвоено и приспособлено мировой системой барьеров, карт, границ, полицейских сил, таможен и валютного контроля. Наиболее удачный и наиболее элегический комментарий к столь прискорбному положению дел дал Бэйзил Дэвидсон в курсе по поводу наследия Амилькара Кабраля. Повторяя вопрос, который так никогда и не прозвучал, — что будет после освобождения? — Дэвидсон приходит к заключению, что углубляющийся кризис несет с собой неоимпериализм и ставит у власти правителей из мелкой буржуазии. Но, продолжает он, этот тип

реформистского национализма сам роет себе могилу. Чем глубже могила, тем меньшее число людей во власти способно поднять голову вверх. Под звуки реквиема, который тянут торжественные хоры иностранных гостей или якобы fundi (экспертов) в той или иной профессии, зачастую на весьма приличных (и вполне утешительных) зарплатах, похороны продолжаются. Границы там, границы сям, границы священны. Что еще может гарантировать привилегии и власть правящих элит?

«Муравейники саванны», последний роман Чи-нуа Ачебе, представляет собой глубокое исследование этого удручающего ландшафта. Дэвидсон смяг-

* Davidson Basil. On Revolutionary Nationalism: The Legacy of Cabral // Race and Class. Winter 1986. Vol. 27, N 3. P. 43.

чает мрачное впечатление от собственного описания, отмечая то, что он называет «собственным решением народа принять этот панцирь от колониального периода».

Что думают по этому поводу сами народы — видно из непрекращающейся эмиграции через все эти линии на карте, а также из процветающей контрабанды. Так что пока «буржуазная Африка» укрепляет границы, увеличивает число пограничных пунктов и борется с контрабандной торговлей товарами и людьми, «народы» Африки идут в прямо противоположном направлении.*

Культурный коррелятив столь дерзкого, но зачастую затратного сочетания контрабанды и эмиграции, конечно же, хорошо нам известен. Его представляет новая группа писателей, которых Тим Бреннан в своем глубоком анализе назвал космополитами.** Главной темой в искусстве постколониальной эры стали пересечение границы, а также показательные лишения собственности и оживление миграции.

Хотя можно было сказать, что эти писатели и темы образуют новую культурную конфигурацию и даже с восхищением указать на региональные эстетические достижения в этой области, по моему мнению мы должны изучать эту конфигурацию с несколько менее привлекательной, но более реалистичной политической точки зрения. Несмотря на то что мы по праву восхищаемся достижениями в творчестве Рушди как, скажем, важного участника англоязычной литературы, следует отметить его чрезмерную переусложненность. Даже эстетически

* Ibid. Р. 44. Дэвидсон усиливает и развивает эту тему в своей глубокой работе: Davidson Basil. The Black Man's Burden: Africa and the Curse of the Nation-State. New York: Times, 1992.

** Brennan Timothy. Cosmopolitans and Celebrities // Race and Class. July-September 1989. Vol. 31, N 1. P. 1—19.