Культура и империализм

Эта мировая система, артикулирующая и производящая культуру, экономику и политическую власть наряду с их военными и демографическими факторами, обладает институционализированной тенденцией создавать масштабные транснациональные образы, которые переориентируют международный социальный дискурс и социальный процесс. В качестве примера возьмем появление двух ключевых терминов 1980-х годов — «терроризм» и «фундаментализм». Вряд ли удастся так просто проанализировать (в общественном пространстве, выстроенном международным дискурсом) политические конфликты между суннитами и шиитами, курдами и иракцами, тамилами и синга-лезцами, сикхами и индусами (список можно продолжить) без того, чтобы в конце концов не обратиться к категориям и образам вроде «терроризма» и «фундаментализма», которые производят в концернах и на интеллектуальных фабриках мет-рополийных центров вроде Вашингтона или Лондона. Это пугающие образы с неясным содержанием и определением, но они означают моральную силу и одобрение всем, кто их использует, и оборонительную позицию и криминализацию всем тем, против кого они направлены. Эти две гигантские редукции мобилизировали целые армии и отдельные сообщества. Ни официальную реакцию Ирана на роман Рушди или неофициальный энтузиазм в его отношении со стороны исламских сообществ на Западе, ни публичное или частное возмущение против фетвы на Западе невозможно, на мой взгляд, понять без учета общей логики и мельчайших артикуляций и реакций, приводимых в движение властной системой, которую я пытаюсь описать.

Во вполне открытой среде читательских сообществ, интересующихся, например, нарождающейся постколониальной англо- и франкофонной литературой, фоновые конфигурации определяются и контролируются не столько процессами герменевтических исследований, симпатической и литературной интуицией или информированным чтением, сколько куда более грубыми и инструментальными процессами, чья цель в том, чтобы мобилизовывать согласие, искоренять инакомыслие и потворствовать почти в буквальном смысле слова слепому патриотизму. Подобными средствами обеспечивается управляемость значительных масс людей — масс, чьи потенциально опасные устремления к демократии в массовых обществах держат в подчинении (или наркотизируют), включая, конечно, и Запад.

Страх террора, индуцируемый ужасающими образами «терроризма» и «фундаментализма» (назовем их фигурами международного или транснационального образного ряда, сконструированными из иностранных дьяволов), облегчает подчинение индивидов господствующим нормам момента. В новых постколониальных обществах это столь же действенно, как и на Западе в целом и в Соединенных Штатах, в частности. Таким образом противостоять аномалиям и экстремизму, неизменно присущим терроризму и фундаментализму (в моем примере содержится лишь малая доля пародии) — значит также поддерживать умеренность, рациональность, управленческую централизацию неясно очерченных «западных» (или в ином случае местных патриотически очерченных) этосов. Ирония в том, что вместо того чтобы сообщать западным этосам достоверность и безопасную «нормальность», мы ассоциируем их с привилегией и правотой. Эта динамика наполняет «нас» праведным гневом и оборони-тельностью (defensiveness), где «другие» в конце концов неизбежно воспринимаются как враги, готовые разрушить нашу цивилизацию и образ жизни.

Это всего лишь беглый набросок того, как подобные схемы принудительной ортодоксии и само-возвеличивания еще больше усиливают силу бездумного одобрения и непогрешимой доктрины. Совершенствуясь со временем, они от частого употребления, увы, с неизбежностью сталкивались с реакцией обозначенного противника. Так, мусульмане, африканцы, индийцы или японцы, глядя на них из своего угла и чувствуя угрозу, нападают в своих идиомах на Запад и на американизацию, на империализм, не слишком заботясь о деталях, критической дифференциации и дискриминации, — в точности как Запад по отношению к ним. То же самое верно и в отношении американцев, для которых патриотизм — это почти святое. Такова бессмысленная в основе своей динамика. Каковы бы ни были цели таких «пограничных войн», они ведут к обнищанию. Нужно либо присоединиться к какой-либо изначально существующей или вновь созданной группе, либо в качестве младшего Другого понизить свой статус, либо бороться, не щадя живота.