Можно ли понятие адской кары объяснить не только через понятие кары? Или понятие Божественного блага не только через понятие добра?
Если хотите добиться нужного эффекта словами – конечно, нет.
Примем, что кого-то учат: есть существо, которое, если поступить так-то, жить так-то, заберет вас после смерти в место вечных мук; большинство отправится туда, а немногие попадут в место вечной радости. Это существо заранее отбирает тех, кто попадет в хорошее место, а поскольку лишь те, кто ведет определенный образ жизни, обречены на вечные муки, оно также заранее отбирает и таких людей.
Каковы следствия такой доктрины?
Что ж, тут нет упоминания о каре, зато присутствует что-то вроде закона природы. И всякий, кому это изложить именно так, воспримет наши слова с недоверием или отчаянием.
Учить этому – вовсе не этический подход. И если вы хотите обучить кого-то этике и учите вот так, значит, доктрину нужно преподать после этического учения и подать ее как непостижимую загадку.
«В Своей благости Он избрал их, тебя же Он покарает». Бессмысленно. Две части высказывания принадлежат двум различным взглядам на мир. Вторая часть этична, первая же – нет. И вместе с первой вторая абсурдна.
Не случайно «петь» рифмуется с «иметь». Но по счастливому случаю, который можно обнаружить.
В музыке Бетховена впервые найдено то, что можно назвать выражением иронии. Например, первые строки Девятой симфонии. Для него это горькая ирония, ирония судьбы. У Вагнера ирония возникает вновь, но обуржуазивается.
Можно твердо сказать, что Вагнер и Брамс, каждый по-своему, подражают Бетховену, но что у него космическое, то у них приземленное.
То же можно найти у него, но он следует иным законам.
В музыке Моцарта или Гайдна судьба не играет роли. Эта музыка судьбу не затрагивает.
Глупец Тови[82] говорит где-то, что это, или что-то вроде того, связано с фактом, что Моцарт не имел доступа к литературе определенного сорта. Как если бы было доказано, что лишь книги сделали музыку мастеров великой. Разумеется, книги и музыка связаны. Но если Моцарт не читал трагедий, значит ли это, что он не встречал трагедий в жизни? И всегда ли композиторы смотрят на мир лишь сквозь окуляры поэтов?
Лишь в сугубо конкретном музыкальном контексте есть такое явление, как трехчастный контрапункт.
Выражение души в музыке. Оно не описывается в терминах громкости и темпа. Не более чем выражение души в мимике описывается в терминах распределения материи в пространстве. Оно не описывается даже посредством парадигмы, поскольку тот же фрагмент может быть сыгран выразительно множеством способов.
Сущность Бога есть гарантия Его существования – это на самом деле значит, что речь идет вовсе не о существовании чего-либо.
Разве нельзя сказать, что сущность цвета обеспечивает его существование? В противоположность, скажем, белому слону? Ведь это значит лишь: я не могу объяснить, что такое «цвет», что значит слово «цвет» без помощи цветового примера. И в нашем случае нет такого объяснения, что было бы, если бы цвета существовали.
Теперь можно сказать: возможно описание того, на что было бы похоже, существуй боги на Олимпе – но не: существуй Бог. И это определяет понятие «Бог» точнее.
Как нас учат слову «Бог» (его употреблению)? Я не могу дать обстоятельного систематического объяснения. Но могу сделать вклад в описание: могу сказать нечто и, быть может, привести ряд примеров.
Подумайте в этой связи, что в словаре некто, возможно, захочет дать примеры употребления, но в реальности приведет лишь несколько слов вместе с объяснениями. Однако на деле больше и не требуется. Какая нам польза от чрезвычайно длинного толкования? Что ж, от него не будет пользы, если оно касается употребления слова в языках, уже нам знакомых. Но что, если мы найдем описание употребления ассирийского слова? И на каком языке? Скажем, на другом нам знакомом. В этом описании то и дело встречались бы слова «иногда», «нередко», «обычно», «почти всегда» или «почти никогда».
Трудно создать четкий образ подобного описания.
Я стремлюсь показать себя как художника, зачастую весьма дурного.
На что похоже, когда у людей разнится чувство юмора? Они неадекватно воспринимают друг друга. Как если бы у некоторых была привычка кидаться мячом, который другие должны ловить и бросать обратно; но другие не бросают мяч обратно, а прячут в карман.
Или: каково не иметь представления, как оценить вкус другого?
Образ, укорененный в нас, можно сравнить с суеверием, но можно и сказать, что мы всегда опираемся на твердую почву, будь это образ или нет, так что образ в глубине нашего мышления следует уважать и не трактовать как суеверие.
1950
Приходится слышать, что на чей-то характер влияет внешний мир (Вайнингер). Это значит лишь, что, как нам известно из опыта, люди меняются под обстоятельствами. Если кто-то спросит: как влияет окружение на человека, на его нравственное начало? – ответ на самом деле будет таким: «Человек не обязан поддаваться искушению, но все равно при таких-то обстоятельствах некто сделает то-то и то-то».