Представления пьес Ливия Андроника привлекли внимание, и другие писатели последовали его примеру, прежде всего Теренций и Плавт, ни один из которых не был греком. Теренций (Публий Теренций Афер) родился в Северной Африке, в Карфагене, а Плавт - на территории современной Северной Италии. Но они оба следили за тем, чтобы римская драма опиралась на греческие модели, наводняя рынок пьесами, которые иногда были адаптацией комедий Менандра, но чаще представляли собой новые пьесы, слабо вдохновленные греческими образцами (до нас дошло около пятидесяти трех названий пьес, приписываемых Плавтусу, хотя на самом деле сохранилось только двадцать. Один из ранних источников утверждает, что Плавт написал 130 пьес. Теренций и Плавт сделали Менандра настолько известным, что владелец дома Менандра в Помпеях решил отвести драматургу почетное место в своем доме. Маловероятно, что пьесы Менандра сами по себе ставились в театрах Помпеи; Менандр был известен в основном благодаря своим преданным последователям Ливию Андронику, Плавту и Теренцию. То же самое можно сказать и о других сценах из греческого театра, которые можно найти в Помпеях: эти сцены и пьесы были узнаваемыми ориентирами для культурной элиты. Если вы хотели быть образованным римлянином, вы должны были знать эти имена, даже если вы не ходили смотреть спектакли. (Римский театр также опирался на традиции этрусских танцев и представлений).
Прививка Греции к Риму распространилась и на Гомера. И снова Ливий Андроник обязал свою целевую аудиторию перевести "Одиссею". По нашим меркам, это был вольный перевод, который латинизировал все - от имен богов и людей до метра: отказавшись от греческого гекзаметра, Ливий выбрал римский метр, облегчив тем самым переход произведения в Рим.
Перевод текстов с другого языка и культуры кажется нам самой естественной вещью в мире. В конце концов, именно так большинство из нас сейчас читает греческую и римскую литературу. Именно благодаря переводу литература выходит за пределы своего происхождения, становясь тем, что мы сейчас называем мировой литературой. Но перевод литературы другой культуры был редкостью в древнем мире. Наиболее распространенными исключениями были переводы руководств по практическим знаниям, таким как сельское хозяйство и медицина, и религиозных текстов. Буддийские тексты переводились с индийских языков на китайский, а грекоязычные евреи, жившие в Александрии, переводили еврейскую Библию на греческий. Но перевод всего канона другой культуры никогда не происходил раньше; по крайней мере, нет никаких записей о подобном начинании. Если мы сейчас регулярно пользуемся литературой другой культуры в переводе, мы поступаем так же, как римляне, впервые в истории человечества. Это было частью их необычного эксперимента по культурной трансплантации. Ошибочное представление о естественном культурном развитии от Греции к Риму объясняется успехом этого эксперимента: культурная прививка сработала.
Прививка имела неожиданные последствия. Обычно культурные объекты, такие как пьесы, эпосы, скульптуры и картины, развиваются вместе с культурой, которая их производит, адаптируясь к меняющимся обстоятельствам в своей родной аудитории. С распространением грамотности появляются сборники устных историй, а устные эпосы превращаются в письменные тексты, что позволяет более поздним литературам ссылаться на эти ранние тексты, но также считать их устаревшими, продуктом более раннего времени.
Когда одна культура перенимает весь спектр искусства у другой, эти произведения, которые в своем первоначальном контексте развивались постепенно с течением времени, теперь появляются все сразу, представляя перед прививающейся культурой ослепительное и запутанное множество вариантов. Эти возможности могут показаться прекрасным благом, но могут и подавлять. Обе реакции можно наблюдать в Риме. В то время как многие римляне явно приветствовали пьесы и литературу, вдохновленные греками, другие восприняли этот приток как потерю невинности, как будто Риму не позволили создать собственную литературу. Некоторые, как Катон Старший (234-149 гг. до н.э.), полностью отвергли приток греческой культуры. Другие вернулись к самым ранним историям об основании Рима, к мифу о близнецах Ромуле и Реме, которых сосала женщина-волчица, и возвели в центре шумного Рима простую хижину, которая якобы служила Ромулу местом обитания давным-давно, до возвышения Рима и принятия им греческой культуры. Многие римляне делали и то, и другое, испытывая ностальгию по утраченным истокам своего города и в то же время наслаждаясь головокружительным разнообразием литературы, импортированной и переведенной или созданной по иностранным образцам.