Культура вязания

С появлением оплачиваемых отпусков в Великобритании в 1930-е годы и с развитием разных видов массового досуга повседневная мужская одежда превратилась в необходимость. Спрос на вязаную одежду рос. Подарить другу или мужу вязаную вещь означало подтвердить наличие романтических отношений. К 1950-м годам вязание в руках девушки демонстрировало готовность к серьезным отношениям и потенциальные навыки будущей хорошей хозяйки. В американских журналах для подростков того времени утверждалось, что вязание – один из лучших способов избежать любовных драм или вылечить разбитое сердце: «Надеюсь, вы не собираетесь просто сидеть и думать о том, как хорош ваш избранник. Займите себя чем-нибудь! Сходите купите шерстяную пряжу, начните набирать петли на спицы, и вы поймете, что вязать что-то для него – это хороший способ развлечься. Вы не только скоротаете время, но и проведете его с пользой: у вас будут подарки, которые говорят сами за себя. „Связано с любовью“. Что может быть лучше?»[121] Весьма сомнительно, чтобы вязание действительно было надежным способом завоевать сердце возлюбленного. Нет никаких свидетельств успешности подобных предприятий; весьма вероятно, что многие юные дамы так и оставались одни с разбитым сердцем и никому не нужным свитером. Процитированная инструкция имела другую прагматическую цель: девушкам предлагалось завоевать мужчину мечты, демонстрируя ему специфические навыки будущей жены. Вместо пустых романтических мечтаний ей следовало обратиться к более полезным занятиям, одновременно усваивая домашние роли, традиционно предписываемые женщине обществом. На страницах изданий создавался весьма неоднозначный женский образ. От женщины требовалось превзойти соперниц и попытаться заарканить мужчину всеми доступными способами. Ей следовало быть хитроумной и коварной, выслеживая избранника, как пугливого оленя, чтобы в конце концов уловить его в сети связанного вручную джемпера. Образ ручного вязания как символ романтической любви недавно возродился в рамках движения новой семейственности, манифестом которого служит, например, книга Джудит Дюран под названием «Не вяжите мужчине свитер, пока у вас на пальце нет обручального кольца». Автор советует читательницам, какие вещи следует вязать на разных стадиях ухаживания, причем модели становятся все сложнее по мере того, как развиваются отношения[122]. Вязание и романтическая любовь кажутся неразлучными – и джемпер выступает признаком и проявлением любви. Впрочем, эта сентиментальная гипотеза не учитывает более прагматичную цель вязальщицы: целенаправленно заявить свои права на объект привязанности и вызвать к себе ответные чувства мужчины, подарив ему столь значимую вещь. Такая одежда не только говорит: «Сделано с любовью», но и заявляет: «Ты должен любить меня, потому что я сделала это для тебя». Таким образом, вязание оказывается не только семантически нагружено, оно потенциально вносит в отношения мужчины и женщины ряд проблем.

Манипулятивный потенциал вязания проявляется не только в форме подарков. Женщины, которые вяжут вещи для мужчин на протяжении совместной жизни, формируют не только их гардероб, но и саму репрезентативную концепцию, которой мужчинам приходится соответствовать. Они создают мужской образ и устанавливают взаимоотношения со спутником жизни, основанные на идее удовлетворения потребностей. Мужчины нуждаются в одежде – женщины ее производят[123].

По мере роста популярности вязания рос спрос на издания с инструкциями по изготовлению трикотажных моделей. На иллюстрациях изображались мужчины в вязаной одежде. Разумеется, они демонстрировали, как должен выглядеть готовый наряд. И вместе с тем, в соответствии с принципами бытования визуальной культуры, эти издания представляли не только образы одежды, но и соответствующий образ мужчины. Мужчины-модели были выставлены напоказ; выбирая вещь для вязания, женщины пристально изучали их. Эти образы служили репрезентацией маскулинных качеств, которыми, как предполагалось, должны были обладать и будущие владельцы вязаных вещей. Они демонстрировали, что значит быть мужчиной. Именно этот мужской образ как таковой служил объектом женского потребления, становясь идеалом, который, казалось, можно было воплотить – в буквальном смысле, вывязать – в процессе создания свитера.