Культура вязания

Старски и его кардиган воплощали концепцию фаллической власти; они в равной степени вызывали восхищение и пробуждали страсть как в мужчинах, так и в женщинах. Бесформенный жакет без пуговиц выглядел весьма непритязательно; его легко и быстро можно было снять и надеть. И вместе с тем именно он служил репрезентацией современного человека в предельном проявлении его качеств – жесткого, трудолюбивого, упорного и сознательно позиционирующего себя как сексуализированную личность.

Кардиган Старски удерживается всего лишь при помощи пояса. В результате его одежда скрывает тело, но его кардиган готов упасть и обнажить скрытое под ним. Несомненно, эта одежда обладает потаенным сексуальным смыслом. Соединяя в себе смокинг и халат, кардиган превращает интимный досуг в объект потребления и презентации, свидетельствуя о сексуальной энергии и одновременно о сексуальной доступности владельца.

Кардиган приобрел исключительную популярность и вошел в моду. Эту модель можно встретить в вязальных инструкциях описываемого периода; одна из выкроек была опубликована даже в журнале Woman’s Weekly. На иллюстрациях мужчины-модели изображены в динамичных позах, иногда на фоне красных спортивных автомобилей; их взгляд устремлен прямо на зрителя. Вполне отчетливая жестикуляция и поза модели позволяют судить о значении взгляда, столь отличного от смущенных и отведенных в сторону взглядов моделей предыдущих десятилетий. Эти мужчины уверенно чувствуют себя в своей одежде и в ладах со своей сексуальностью. Модели, непосредственно отсылающие к телевизионным сериалам и их персонажам, служат иллюстрацией процесса коммодификации тела. Женщинам предлагается связать кардиган и таким образом превратить своего мужчину в «Старски». Мужчины пытались подражать личности героя сериала, женщины воспринимали ее как объект сексуального желания. В этой ситуации кардиган стал инструментом не просто идентификации, но трансформации и ролевой игры. Кардиган позволял людям, пусть условно, превратить вымысел и фантазию в реальность, а мужской нарциссизм – в маркер соответствия современности и сексуальной притягательности. Соответственно, решение женщины связать такую вещь для своего мужчины можно рассматривать как осознанную попытку придать новый смысл вязаной вещи, а также обновить и улучшить ее потенциального владельца. Превращение пряжи в одежду понимается как процесс трансформации обычного мужчины в его идеальную или новую ипостась.

В 1980-е годы футбольный кардиган и джемпер Старски служили маркерами новой маскулинности. Женщины, впрочем, также носили обе эти модели, так что последние приобрели формат «унисекс»[139]. Казалось бы, подобная реаппроприация моды свидетельствует о ее способности к более пластичной или даже андрогинной репрезентации гендера, однако на деле эти перемены носили временный характер. Возможно, маскулинность действительно феминизировалась с помощью моды, однако само представление о мужественности и ее составляющих почти не изменилось. Например, в конце 1980-х и начале 1990-х годов традиционные свитера от Pringle («Прингл») с узорами ромб в приглушенных розовых и пастельных тонах[140], мягкие, роскошные и потому указывающие на обладание досугом и богатством, были присвоены представителями рабочего класса как знак солидарности с футбольными командами и как маркер агрессивной маскулинности, для которой естественны насилие и хулиганство[141]. Надевая трикотажные свитера и следуя весьма специфическому стилю, мужчины этой социальной страты сочетали поверхностную респектабельность с антисоциальным поведением. Их маскулинность обнаруживала причастность одновременно к патриархальному и потребительскому обществу; концепт маскулинности переосмыслялся лишь внешне; на деле же статус-кво оставался неизменен.

Кардиган служил одной из основ мужского гардероба на протяжении доброй половины столетия и в результате просто благодаря почтенному сроку службы превратился в классическую модель. Это не означает, однако, что он сохранял статичность с точки зрения дизайна и смыслов, которыми его наделяли. Концепты маскулинности изменились, и с ними изменились представления о семантике костюма, манера его носить и предполагаемая оценка этой манеры. Однако пластичные образы и конструкты маскулинности, способы ее презентации и репрезентации в целом сводятся и возвращаются к традиционным патриархальным установкам. Тем самым подтверждаются доминирующие и властные позиции маскулинности, которые в постмодерном обществе можно обрести и продемонстрировать посредством покупки товаров, присвоения определенного образа жизни, знаков и сарториальных кодов[142].

Заключение