Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Вопрос лишь в том, какая концепция развития культуры возьмет в результате верх в западном мире – европейская над американской (сомнительно) или же американская над европейской (более чем вероятно). Для России этот вопрос особенно актуален. Ведь мы – как завзятый двоечник – хорошему учимся с трудом, зато плохое усваиваем моментально. И уж у нас-то неумеренный прагматизм и идея всеобщей монетизации при полном отсутствии института меценатства приведут не просто к гибели субкультуры интеллектуалов, а вообще к гибели всего на свете – включая высшее, среднее и начальное образование, серьезные медиа и пр. Но это, как говорится, уже совсем другая и совсем печальная история.

Польская театральная аномалия

09/2012

Как-то раз мы с друзьями-театроведами решили составить список великих режиссеров второй половины XX века. Когда он вчерне был набросан, стало ясно, что доля польских постановщиков в нем как-то особенно велика. Ежи Гротовский, Тадеуш Кантор, Анджей Вайда, Юзеф Шайна, Конрад Свинарский, Ежи Яроцкий, Кристиан Люпа – столько громких театральных имен разом вряд ли сыщешь в новейшей истории любой другой страны. Поражает в равной степени и само их количество: подобным созвездием не могут похвастаться ни Франция, ни Англия, ни Германия, и абсолютная разомкнутость польской культуры навстречу нашему времени. Дело даже не в том, что польский театр до сих пор (да еще как!) держит марку, а в том, что именно в нем были заданы некие векторы, по которым развивается сегодня сценическая культура Европы. Переживающий бурный расцвет визуальный театр (Юзеф Шайна), разнообразные паратеатральные поиски (Ежи Гротовский), ставшие главным трендом современной сцены свободные театральные сочинения, не скованные сюжетом литературного первоисточника (Тадеуш Кантор), – все это было опробовано и пережило свое акме именно в Польше второй половины XX века.

Сей невиданный расцвет сценического искусства в одной отдельно взятой стране восхищает и удивляет. Особенно если учесть, что сам феномен режиссуры возник здесь относительно поздно. Своего Станиславского (Мейерхольда, Таирова, Макса Райнхардта, Гордона Крэга, Жака Копо и т. д.) в Польше в начале прошлого века не было. Была великая неоромантическая и символистская драматургия, было предвестие драматургии абсурда, но великой режиссуры не наблюдалось.

«У нас все хорошо», режиссер Гжегож Яжина, TR-Warszawa, Варшава, 2009. Кадр из киноверсии спектакля

Но Польша, окруженная двумя мощными театральными державами – Россией и Германией, смело глядела в будущее и щедро черпала из смежных сосудов. В ее послевоенном театре в равной степени ощущается и не характерная для Запада эмоциональность, и ироничная рассудочность, особенно сильно явившая себя в немецком театре. Польскому театру оказалось внятно все – и острый галльский смысл, и российский порыв к обретению в театре мира горнего. Открытость мышления стала главным его качеством. К началу XXI века эта открытость, к слову сказать, помогала Польше преодолевать не только некий эстетический герметизм, но и многочисленные национальные комплексы. Впечатляющим примером такого преодоления стал спектакль Гжегожа Яжины «У нас все хорошо», пронзительный театральный реквием по родной стране, который по иронии судьбы был сыгран в Москве незадолго до второй катынской трагедии.

* * *

Пьеса с настораживающим названием «У нас все хорошо» принадлежит перу Дороты Масловской и, очевидно, наследует традициям театра абсурда. В том числе польского абсурда – от Гомбровича и Виткевича до Мрожека и Ружевича. Но одновременно пьеса эта является пародией на заполонившую подмостки бытовую чернуху.

Действие у Масловской происходит в заставленной рухлядью однокомнатной малогабаритке, где за дверью справа воняет помойка, а из-за двери слева все время слышится шум сливного бачка. В этой квартирке проживает три поколения польских женщин – бабушка в инвалидном кресле, внучка в кроссовках на колесиках и мама, читающая подобранный на помойке прошлогодний глянцевый журнал «Не для тебя». В бытовые пересуды и перебранки гражданочек вторгается проживающий по соседству сценарист, пишущий артхаусный сценарий о пареньке из простой рабочей семьи. А в этот второй сюжет, в свою очередь, вторгается тележурналистка, интервьюирующая артиста-наркомана, который сыграл главную роль в то ли снятом, то ли так и не снятом «трендовом» фильме соседа-сценариста. Множащаяся на глазах сюжетная галиматья перемежается тоской трех героинь (не сестер, но все же родственниц) по лучшей жизни и историософскими размышлениями о месте Польши в современном мире и в истории всего человечества.