Культурное наследие русского зарубежья в диалоге цивилизаций XV – начала XX веков

В 1684–1686 годы цинская армия Китая, считая освоенные русскими людьми земли по реке Амуру своими, начала военные действия и захватила стоявшую на Амуре русскую крепость Албазин. Срочно направленное в 1687 году из Москвы посольство Ф. Головина с целью установления мира и определения по Амуру русско-китайской границы, смогло в 1689 году заключить Нерчинский мирный договор, по которому, однако, Албазин и прилегавшие к нему территории переходили к Китаю. Кроме того, часть плененных казаков была вывезена в Пекин, где для того, чтобы они «могли молитвы творить в церкви и просить от Бога вечного между обоих государств мира», им было разрешено возвести часовню Николая Чудотворца, а в 1696 году и пекинскую православную церковь Святой Софии, в которой служили архимандрит Илларион, священник Лаврентий, дьякон Филимон, «пожалованные пятой и седьмой степени мандаринства достоинством»[207]. Церковь Святой Софии в Пекине стала центром русской духовной миссии в Китае, развития культурных, дипломатических, политических, торгово-экономических отношений между Россией и Китаем, становления русского китаеведения и востоковедения. В XVIII веке в Китай направлялась уже череда русских посольств. Одно из них во главе с Саввой Рагузинским в 1725 году впервые взяло с собой в Пекин пять русских молодых людей для изучения китайского языка. А 14 января 1731 года состоялся торжественный въезд в Москву первого китайского посольства – «в 9 каретах, при пушечной (у Красных ворот, из 31 выстрела) пальбе, при барабанном бое и при игрании музыки…»[208].

В 1734 году в России на русском языке была издана первая книга о Японии – «Описание о Японе», содержавшая ряд сочинений европейской ориенталистики XVII века (Ж.-Б. Тавернье, Г. Гагенара, Ф. Карона) и рассказывавшая о географическом положении, территориальном делении, общественном устройстве этой далекой страны, образе жизни и характере ее населения[209]. Публикация данной книги была вызвана скорее всего тем, что в это время Россия благодаря своим землепроходцам приблизилась к границам Японии, что было отмечено сначала во втором издании книги голландского картографа Николааса Витсена «Северная и Восточная Тартария» (Амстердам, 1705), а потом и в «Чертеже как Камчадальского Носу, також и морским островам» Ивана Козыревского, и знания об этой стране стали для россиян более чем актуальны. Русскими переводчиками «Описания о Японе» были учившиеся в Европе И. С. Горлицкий и С. М. Коровин, стремившиеся к тому, чтобы в ее «прочитании скуки не учинить», что им вполне удалось, и в 1768 году в типографии Императорской Академии наук вышло «второе тиснение» этой книги. Русский читатель с интересом изучал быт, нравы, обряды японцев, в том числе такие экзотические, как харакири.

За «Описанием о Японе» в России последовали другие публикации о Японии, которые хотя и представляли собой «в основном переводы западных авторов или работы, написанные на их основе», тем не менее стали мощным стимулом к развитию отечественного востоковедения, классические традиции которого опирались на изучении разных национальных культур Азиатско-Тихоокеанского региона[210]. В 1736 году в Петербурге появилась первая на Руси школа японского языка. Учителями в ней были японские рыбаки Гонза и Соза, которые по прибытии в Россию в 1733 году сначала были доставлены ко двору императрицы Анны Иоанновны, а потом отправлены в Петербургскую Академию наук, где с их участием и возникла японская школа. И хотя Соза и Гонза вскоре умерли, интерес к ним оказался столь велик, что «в память о них были сделаны восковые слепки-бюсты, сохранившиеся в Кунсткамере до наших дней»[211]. В 1754 году школа японского языка была переведена из Петербурга в Иркутск, где она просуществовала вплоть до 1816 года. Ее учителями по-прежнему становились терпевшие кораблекрушение японские рыбаки и купцы, случайно попадавшие в Россию и либо остававшиеся в ней навсегда, либо возвращавшиеся обратно в Японию. Один из вернувшихся на родину японцев, купец Дайкокуя Кодаю, написал даже воспоминания о своем десятилетнем пребывании на русской земле и оставил портрет Екатерины II, с которой он имел аудиенции в Петербурге и Царском Селе, благодаря чему Екатерина II стала «первой русской царицей (и вообще первой женщиной из России), чье изображение, правда очень стилизованное в японской манере, было (наряду с изображением Петра Великого) включено в японские книги»[212].