Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре

Таким образом, утверждение, будто книга «Культурные повороты» однобоко импортирует американские подходы, демонстрирует свою ограниченность хотя бы поэтому. Ведь концепции и дискуссии культурных поворотов обусловлены прежде всего той дополнительной ценностью, которая рождается непосредственно из таких прямых и обратных переводов между культурами знания, включая научное. Аргументация моей книги при этом локализована предельно ясно: в поле немецких наук о культуре, больше задающихся вопросами оснований и ориентированных на историю, а не в поле американских cultural studies, гораздо менее заинтересованных в формировании «поворотов» и приближенных к современности. Затруднительным поэтому оказывается и вопрос, где же находятся «оригиналы» теорий. Еще сложнее ввиду «гибридной» конституции приходится американской теоретической среде: как здесь быть с ее наслоениями немецкой герменевтики и импортированными, воссозданными французскими теориями постструктурализма и деконструктивизма?[1270] Положение особенно усугубится, если вовлечь в дискуссию еще и французскую теоретическую мысль – чего книге, конечно же, недостает. В конце концов, во Франции говорят не столько о «поворотах», сколько о «прагматических эффектах» отдельных ключевых текстов или школ/направлений, сетей или поколений.[1271] «Повороты» здесь разбиваются о совсем иные дисциплинарные комбинации в рамках sciences humaines.[1272] Кроме того, они разбиваются о строгое разделение дисциплин – что опять-таки кажется парадоксальным, если задуматься об исходивших от французских теорий (от Фуко, Школы Анналов и др.) импульсах к междисциплинарности в США и Германии.[1273] Американские же cultural studies, напротив, определяются раздроблением дисциплин: на такие исследовательские области и субдисциплины, как квир-исследования (queer studies), постколониальные исследования (postcolonial studies), исследования инвалидности (disability studies), исследования «белости» (whiteness studies), исследования границ (border studies), исследования травмы (trauma studies) и т. д. Приумножение таких субдисциплин – в США проблема скорее академического позиционирования в контексте университетов. Во всяком случае, в образовательных программах там идет речь о «поворотах» в смысле теоретических синтезов, таких как марксизм, феминизм и постмодернизм, а также об их «поворотных пунктах».[1274]

Как раз такие разногласия и пересечения между научными культурами могут оказаться крайне продуктивными. В «промежуточных пространствах» могут возникать необходимые звенья для дальнейшего развития наук о культуре в направлении транснациональных культурных исследований. Важными исходными точками здесь и оказываются «повороты» как «путешествующие концепции», одновременно и локализованные, и провоцирующие дальнейшие локализации. Это напряжение не в последнюю очередь сбавляет и скорость циркуляции «поворотов». Приумножение и гибкость в любом случае подходят к своим пределам на рынке теорий. Хотя в США они – пока еще – открыто описываются заимствованными из контекстов рынка и капитала метафорами, ориентируемыми на будущее: «рынок теорий будущего… переменчив».[1275] Но и в Германии существует опасность, что «новые ориентиры» превратятся в «быстрый круговорот»,[1276] в своего рода спираль теорий и перестанут способствовать продуктивному исследованию. Ведь требования к совершенству не в последнюю очередь повышают и даже делают чрезмерным принуждение к новаторству в производстве теорий – настолько, что с легкостью автономизируется риторика совершенства, адаптированная к рыночным условиям и рынку карьеры. Но этому можно противостоять, хотя бы вспомнив о различности исследовательских культур. Следует конкретнее изучить их переводческие сочленения, а также разломы и непереводимости, чтобы эффективно использовать их в поиске общего словаря, который бы не оставался привязан к западному исследованию культуры. Однако важнее всего будет связать этот словарь с рефлексией смыслов, исторических связей и с претензией на референтность, которая также нуждается в новом определении.

Действительно, можно наблюдать, как референтность, утраченная культурологией в «постгуманистической системе наук» (Билл Ридингс), восстанавливается в актуальных попытках найти новые исследовательские области и методические импульсы также и за рамками «поворотов». При этом бросается в глаза (измененное) возвращение элиминированного постструктуралистами «субъекта»,[1277] «деятеля» или «автора»,[1278] а также возросшая сегодня ценность «материальности»,[1279] близости феноменам, «очевидности».[1280] К тому же как никогда выросла потребность не только устанавливать социальные и экономические связи, но и прежде всего включать в науки о культуре этическую рефлексию – не в последнюю очередь в контексте культурологического осмысления событий 9/11.