Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре

В смешении уровней теоретической мысли и активной политической эмансипации постколониальный поворот не только черпает энергию своего уверенного распространения, но и обнаруживает собственную проблематику. Одно из бесспорных его достижений заключается в том, что больше, чем какой бы то ни было культурологический поворот, он объединил в глобальную сеть писателей и интеллектуалов и практически вылился в новую, транскультурную «дисциплину»,[588] с собственными журналами, такими как Interventions, Journal of Postcolonial Writing, Postcolonial Studies или интернет-издание Postcolonial Text. Эти транскультурные импульсы как никогда ранее привлекли внимание наук о культуре к культурным аспектам деколонизации и неоколониализма, которые затрагивают и их самих, а также и к необходимости культурно-критической ревизии гегемонистских универсализаций и бинарных структур на уровне собственной системы знаний. Однако говорить о «повороте» можно лишь на том основании, что он затронул и отдельные дисциплины. А те, в свою очередь, существенно расширили аналитические рамки постколониальной теории, которые стало возможным применять не только к контекстам деколонизации, но и более широко – например, к ранним историческим формам колоний, империй и гегемонистских отношений. Не случайно это подчеркивает теология, которая – особенно в случае (феминистского) изучения Библии[589] – черпает в постколониальной теории межконфессиональный аналитический инструментарий.[590] Это позволяет критически осветить не только вопросы «происхождения» раннего христианства и «эссенциальности» религии или универсалистские основы собственных герменевтических методов, но также и роль Библии в колониальном воображении, взаимодействие (не только христианских) религиозных практик и устройства Германской империи. Кроме того, предметом исследования становится влияние, которому подвергаются теологические дискурсы в неевропейских обществах – среди прочего и за рамками истории миссионерства, – а также проблематика канона теологических текстов.[591] Быть может, такие теологические и отчасти также сравнительно-религиоведческие подходы способны противодействовать удивительной и все более проблематичной тенденции – а именно тому, что в сфере постколониальной теории до сих пор поразительным образом недооценивается значение религиозного как движущей силы.[592] На примере других дисциплин также можно продемонстрировать, как они подхватывают postcolonial turn, вместе с тем восполняя дефициты этого «поворота». Разумеется, широкое распространение постколониального поворота в различных дисциплинах[593] должно производить не только своего рода «эффект распахнутых дверей»[594] навстречу расширению канона, этнической сенсибилизации и глобальному позиционированию тех или иных дисциплин – эффект, который зачастую превращает терминологию «поворота» в жаргон без конца повторяемых понятий.

Каких плодотворных результатов здесь могут добиться конкретные эмпирические исследования, демонстрирует литературоведение, расширяя канон за счет внеевропейских литератур и тем самым вступая в диалог с другими представлениями о литературе, к примеру затрагивающими ее связи с ритуалами, с устными практиками повествования, с акустическими исполнениями и т. д. Наиболее продуктивными оказываются дисциплинарные подходы, извлекающие из постколониальной проблематики и инструментария конкретные методические и аналитические импульсы, чтобы, к примеру, исследовать в литературных текстах гибридные явления и литературные стратегии инаковости (Alterität).[595] Соотнесение синкретической, многоголосой поэзии Генриха Гейне с постколониальными проблемами выявляет здесь и исторические формы культурной гибридизации.[596] В прочих отдельных исследованиях постколониальные модели прочтения столь же явным образом применяются к (превратившейся в канон) немецкой литературе.[597] При этом не только расширяется предметная область, но и приобретаются новые аналитические категории и методологические приемы, позволяющие изучать межкультурные стратегии чтения и письма – например, пересечение ракурсов при интерпретации немецкой литературы с африканской точки зрения и наоборот.[598] Возникающая постколониальная нарратология также осваивает postcolonial turn, расширяя свои формальные категории и вовлекая в свою область нарративные стратегии инсценирования постколониальных идентичностей: имагологические топосы, открытые и закрытые структуры перспективы, власть повествователя, мультиперспективный нарратив, систему персонажей, пространственные структуры и переходы границ вплоть до языковой деколонизации.[599]