Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре

Множество импульсов до сих пор исходит и от попытки Эдварда Саида избавить литературные тексты от мнимой автономности, по-новому определить их через связь с империализмом. В этих целях он обращается к концепции «контрапунктного чтения»[600] (contrapuntal reading). Новое прочтение тогда получают английские романы, такие как «Мэнсфилд-парк» Джейн Остин, «Сердце тьмы» Джозефа Конрада или «Ким» Редьярда Киплинга, – на фоне индийских или карибских связей колониализма и рабства, о котором нередко забывают. Возникает вопрос, что же значит, «когда автор, к примеру, разъясняет, что колониальная плантация сахара важна для сохранения особого стиля жизни в Англии»?[601] Такое прочтение олицетворяет собой интерпретирующий обобщенный взгляд, соответствующий гибридности культур. Внимательный к топографии Саид положил его в основу своего «сравнительного литературоведения империализма»:[602] «Это значит, мы должны быть в состоянии сообща интерпретировать противоречивый опыт, каждый отдельный случай которого обладает к тому же собственным весом и темпом развития… сосуществует со всеми другими, взаимодействуя с ними».[603] Даже немецкие романы поддаются «контрапунктному» прочтению, как, например, «Штопфкухен» Вильгельма Раабе в контексте скрытого колониального опыта, который вместе с тем предстает здесь условием текста и фоном гнетущего ощущения немецкой «родины».[604] Контрапунктное чтение позволяет даже прочитывать ключевые тексты господствующих дискурсов – удивительным образом и в самой теологии[605] – в одном ряду с маргинализованными, исключенными текстами. Так, концепция чтения Саида уже намечает перспективу перекрестных историй, играющую сегодня важную роль в новейших подходах к глобальной истории.

Инструментарий постколониального поворота позволяет раскрыть и одновременность этих противоречивых историй – особенно через анализ процессов, в которых литературные жанры выделяются из культурного канона и, аналогично «путешествующим концептам» (travelling concepts), переносятся, к примеру, на ось карибско-английских отношений. Такие процессы межкультурной постколониальной интертекстуальности анализирует в рамках англистики Тобиас Дёринг. Изучая карибские романы с их палимпсестами и элементами художественных и культурных традиций, он пытается в рамках своей дисциплины выйти на след локальных специфических особенностей, то и дело пропадающих из поля зрения постколониального поворота.[606] Вместе с тем, как подчеркивает Саид, межкультурные кросс-прочтения имеют непосредственное отношение к своему контексту, что придает критике репрезентации – в продолжение рефлексивного поворота – политический акцент: культурная и политическая сферы рассматриваются в их тесной взаимосвязи,[607] и это оказывает существенное влияние на дальнейшие ориентиры культурных исследований.

Рассмотренный здесь уровень постколониальных объектов исследования в узком смысле этого слова тем дальше уходит на задний план, чем больше из (постколониальных) теоретических концепций – как это обычно и происходит с «поворотами» – вычленяется методический инструментарий, применимый и к другим предметам анализа. Так, постколониальные подходы находят отклик и в сравнительном литературоведении, которое исследует литературную переработку постколониальных отношений миграции в Европе[608] и особенно в Германии. Первым знаком этого, возможно, являются те случаи, в которых проблематизируется постижение «третьего мира» в путевых заметках современных немецкоязычных авторов, а также их все более «постколониальный взгляд».[609] Но примечательней оказывается поле литературы мигрантов. Потому что там расщепленность языковой и культурной принадлежностей, к примеру в немецко-турецкой литературе, может толковаться как гибридная ситуация.[610] Благодаря постколониальной перспективе теперь уже не говорят о литературе иностранцев – напротив, литература мигрантов признается в качестве немецкой литературы и тем самым включается в канон современной немецкоязычной литературы. Национальные культуры и литературы, как оказалось, все больше создаются с позиции меньшинств. Это же касается и «гибридной» аутсайдер-«идентичности» еврейских писателей третьего поколения в Германии, которая формируется оптикой их романов.[611]