Культурология. Дайджест №1 / 2016

Центральным для художественной индивидуальности Жуковского должно признать значение воспоминания. Правда, уже в первоначальных, отроческих отрывках Жуковского сказался тот же основной тон, который проходит через все вообще творчество Жуковского (почему оно по существу и не может быть разделено на какие-либо периоды). Однако известные события его личной жизни (насильственная разлука, женитьба, а затем и смерть той, кого он любил) особенно содействовали тому, чтобы именно воспоминание стало тем средоточием его творчества, которое вобрало в себя все имевшиеся налицо художественные элементы, придало им единство и силу. Художественная фантазия Жуковского была обращена на то, чтобы из представлений прошлого создать сновидение. Как корень философии красоты – а отсюда и всей философии Платона – есть метафизика воспоминания, образующего мост между двумя мирами, так корень поэтического творчества Жуковского есть лиризм воспоминания; для Жуковского, которому ведом был тот путь моста небесного, был проложен еще и другой мост, сходный с тем (и в конце концов тождественный с ним), но идущий по направлению его земного пути. И если для Платона прекрасно то, что заставляет нас вспоминать образ единой и вечной красоты («идею»), то и для Жуковского все прекрасное было крепко связано и приводило неизменно к образам его прошлого: реалии для него были как бы реликвиями. У Жуковского имеется и своеобразная философия воспоминания как творческого состояния – воспоминания сквозь сон. Эта метафизика сновидения есть вместе с тем и метафизика смерти и любви. Для Жуковского «смерть» в обычном словоупотреблении звучала просто, как бессмыслица. (В одном отрывке он обмолвился так: «…и она – как говорят иные бессмысленно на свете – умерла».)102 Смерть Жуковский определяет как ясное воспоминание минувшего, «вечный товарищ новой жизни»103. «Разлука ли это или сладостное подтверждение наших надежд на свидание и неразлучность? И те, кому дано было вкусить подобную минуту в жизни, назовут ли ее обыкновенным именем несчастия, тогда как сама по себе она есть представитель всего, что нам дорого и свято, и на земле, и за землею, когда воспоминание о ней одно из верных сокровищ, собираемых в жизни, которой ежедневные, желанные блага так незначительны и непрочны»104. «Подобные события составляют истинное содержание нашей временной жизни; из тех воспоминаний, какие от них сберегает душа, скопляется наше существенное богатство – приданое души на жизнь грядущую»105. Утрата любимого человека есть глубочайшее и напряженнейшее страдание, непреодолимой властью выхватывающее нас из опутавшей нас частой сети конкретности; и нередко только такая утрата делает человека тем, что он есть, внезапно выявляя его истинное, метафизическое существо. «Не гроб берет наше милое – нет, он берет только то, что видели наши глаза; но то, что любила душа, то в ней и хороним мы навсегда не мертвым тлением, но вечно живым воспоминанием; и это воспоминание не есть тоска о том, чего уже нет и никогда не будет, а отрадная мысль о том, что живо и уже не подвержено никакой превратности, что более наше, хотя мы его не видим и не слышим… А все духовное свободно – они к нам ближе, нежели когда-нибудь; для них нет ни расстояния, ни времени; они в непосредственном союзе с нами и видят нашу душу, хотя для нашей и невидимы. Это верно не потому только, что мы этому верим, но и потому, что это составляет сущность души, от всего здешнего освобожденной. В чистой душе не изглаживается любовь земная, но от этой любви сохраняется только то, что в ней было свято; все своекорыстное от нее отпадает и ничто не нарушает ее светлой тишины… Как сказать: ее не стало? Глаза не видят, ухо не слышит, но душа к душе ближе. Пусть глаза плачут и слух жаждет милого голоса, и руки ищут милой руки, и сердце, бедное, слабое сердце обо всем этом тоскует… печаль обратится в радость… она есть любовь, а любовь – сильнее смерти»106. В этом удивительном отрывке смысл заканчивающего его изречения понят Жуковским, быть может, глубже, чем кем бы то ни было; вообще же для Жуковского характерно сплетение метафизических созерцаний с религиозными: метафизики сновидения и религиозной веры в бессмертие.