Культуры городов

Окидывая взглядом прошлое мест потребления и вспоминая Бодлера, Мане, Бомарше или наблюдая его будущее в виде Inner Harbor, West Edmonton и Mall of America[43], можно сказать, что такое восприятие мест потребления соответствует определенному критическому взгляду на город в целом. Он привязывает сам процесс разглядывания к социальному контексту и помещает зрителя и обозреваемое, субъект социального действия и объект желания в социально обусловленные рамки. Поэтому фланер почти никогда не имеет женского рода (Wolff 1985), а художники и писатели, обязанные познанию города главным образом женщинам, постоянно описывают темные стороны своей бурной жизни, полные сексуальных приключений с проститутками, актрисами и моделями. В пасторальных картинах более раннего периода отношения между мужчинами и женщинами обусловливались наличием/отсутствием имущества.

В городах взаимоотношения полов перешли в форму приобретения товаров широкого потребления. Что, в конечном итоге, представляет собой акт покупки товаров или торговли телом в стандартизированном рыночном обществе, как не обмен услуги на денежные знаки? В такой картине мира фланер видится империалистом. Когда он расхаживает между витринами с товарами, многие из которых импортируются издалека, его взгляд потребителя насыщает экзотические символы новыми смыслами, и он вплетает их в пеструю и богатую ткань городской розничной торговли (Shields 1994). Тем не менее эти непривычные товары, как и вторжение иммигрантов, ими торгующих, вызывают у него смешанные чувства. Рынок колониальных товаров расширяет горизонты фланера, но при этом оскорбляет чувства коренного жителя. Так и современные горожане жалуются на засилье представителей третьего мира на улицах.

Товары широкого потребления становятся воплощенными мечтами, говорит Вальтер Беньямин (Buck-Morss 1989). Можно сказать, что горожане витают в этих мечтах. Современный горожанин – это абстрактный материалист Георга Зиммеля, вынужденный высчитывать свое социальное положение с учетом расстояния, денег, той или иной стоимости, покупающий мечту в рассрочку. Спустя почти век после выхода книги Зиммеля, общественное пространство по-прежнему находится под влиянием времени и денег. А городская культура – по-прежнему культура улиц (или внутренних улиц торговых центров), где коммуникация определяется объединяющими всех товарными устремлениями и рискованным, а потому редким, обнажением различий.

Но о каких улицах идет речь? И о каких различиях? Несмотря на большой вклад в осознание исторических процессов, при поиске истоков современности в городских местах потребления слишком много внимания уделялось господствующим формам централизованных инвестиций и стандартизированной репрезентации товаров, а вопросы народной потребительской уличной культуры обходились стороной. Можно возложить вину за это на очарование модных парижских магазинов и повсеместность массового потребления или на предпочтение, которое читатели отдали загадочному Беньямину «Парижских пассажей», а не невротическому Беньямину «Берлинских хроник». Или на вездесущность торговых центров.

Однако торговые пространства центра города и окраинные моллы далеко не единственные места проживаемого опыта (espaces vécus[44]), формирования идентичностей и сообществ. Постоянные потоки иммигрантов и растущие рынки, необходимые для удовлетворения нужд многочисленного населения, заставляют большие города создавать более сложные, разнообразные и неоднозначные места потребления. Как и в прошлом, этнические торговые улицы больших городов полны импортных товаров, уличных торговцев, музыки, политических дебатов – в общем, всего, что присуще общественным культурам города. И хотя приверженность таких мест потреблению ничуть не меньше, отличия от пассажей и моллов очевидны. Только фанатично преданный делу потребления человек станет описывать их в категориях товарного фетишизма; на самом деле такие улицы становятся местом для значительно более важных повседневных социальных практик.

Как отмечают Роберт Вентури и его соавторы, базар, в отличие от современной торговой улицы, почти не размечен. «На базаре условием общения является близость расположения» (Venturi, Brown, and Izenour 1972, 9; см.: Agnew 1986: ch. 1): ограниченное пространство, спорные вопросы, возникающие при обмене, провоцируют социальные практики беседы и осязательные практики соприкосновения. В определенное время дня такие пространства определенным образом отвечают запросам выходящих за покупками женщин. Однако на карте города, складывающейся в голове ребенка, эти espaces vécus, наравне с родным домом, находятся в самом центре обитаемого мира. Местные торговые улицы, особенно при наличии этнической, классовой или гендерной общности, становятся местом формирования идентичности.