Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника

В небе над Алёхинской бухтой, на средней высоте, летит птица. Она стального, как чайка цвета. Размером крупнее коршуна и мельче орлана. Худосочная, голенастая. Пропорциями, она напоминает белоплечего орлана. Длинный хвост, узкие, длинные крылья. Это, тебе – не широкие «лопаты» орлана-белохвоста!

– Это скопа! – говорит Дыхан.

Птица летит и опустив клюв вниз, смотрит прямо под себя, на воду…

Вдруг, сделав небольшую горку, птица остановилась на месте, совсем как крачка трепеща крыльями! Чуть просела в воздухе и опять затрепетала на вершинке следующей горки… Сложила крылья и вертикально упала в воду!

– С такой высоты! – я смотрю, как птица, со всего размаха, воткнулась в воду…

Но, уже в следующее мгновение, скопа взлетела и постепенно набирая высоту, как гружёный бомбовоз, тяжело пошла в сторону высокой, лесистой сопки…

– Ого! – замечаю я, не отрываясь от бинокля, – Рыбу в когтях несёт!

– Ага! – кивает Дыхан, от своего бинокля, – Здесь хорошие морские окуни!

– Да?

– Ну. Ловятся даже на простую удочку! Вон там, на краю мыса. Андрей Терновой – большой мастер этой рыбалки.

Мы провожаем, в бинокли, скопу, пока та не скрывается за верхушками деревьев.

– Смотри, Саня! – Дыхан отрывается от своего бинокля, – Если с трёх вершин одновременно проследить в бинокли за летящей с добычей скопой – то можно вычислить её гнездо. Это такая методика.

– Интересно… – озадачиваюсь я, – Хорошая информация к размышлению.

– Ага! – соглашается Михаил.

– Скопы здесь всегда! – к нам выходит лесник, – Каждый день рыбу в бухте ловят.

Через час, своей парой, мы уже бодро шагаем по колеям зарастающей дороги, в сторону озера Песчаное. Буйство растительности обступает нас только первые километры, пока мы не выбираемся из бассейна речки Алёхина. Дальше, вокруг – пологие склоны сопок и затопленные бамбуковыми зарослями, чахлые, молодые березняки…

– Хм! – хмыкаю я, на это, – Вот что значит, охотское побережье! Выбрались с той стороны – и вот! Только чахлые, бамбуковые березняки!

Уже близок полдень. Мы добираемся до ручья Рыборазводный. На этом ручье, впадающем в озеро, когда-то действовал рыборазводный заводик. Отсюда – и название ручья пошло. Широкая пойма ручья – ещё стоит серая, голая, словно весной. Мы решаем спуститься по ней к озеру. Михаил шагает впереди, раздвигая руками высокую и редкую стену жёлтых соломин прошлогоднего тростника. В паре шагов сзади – я…

Пойма ручья непропорционально широка! Хоть вправо, хоть влево. Широкое однообразие. Мне, здесь, не интересно. Дыхан останавливается и оборачивается ко мне: «Куда прижмёмся? Туда или сюда?». Далеко впереди нас, посреди поймы, одиноким баобабом высится дерево. Я прицениваюсь к этому дереву: «Смотри, какое! Надо замерить диаметр его ствола. Давай к нему?». И Дыхан доворачивает вправо…

– Это – вяз японский! – радуюсь я, под деревом, – Он, раньше, долинным назывался. Смотри – у него цельные, как у берёзы, листья.

– Понятно, – Дыхан вертит в руке, сорванный с ветки вяза, молоденький листочек, – Точно! Как у берёзы. Только, весь ребристый, по жилкам.

Я сбрасываю с плеч свой ботанический рюкзачок и достаю рулетку.

– Диаметр ствола… сто двадцать восемь сантиметров! Ого! Рекорд породы!

Я очень доволен этому. Не каждый день, у меня – рекорд породы.

– Что значит «рекорд»? – с улыбкой осведомляется у меня, Михаил.

– Ну… Это – рекордный диаметр вяза, в моей диаграмме! Вот, смотри! – я раскрываю свою широченную тетрадь в клетку, – До сих пор, самый толстый ствол вяза, измеренный мною, был сто двадцать пять сантиметров.

Я очень доволен рекордному диаметру. Дыхан улыбается моей радости…

Вскоре, ручей выводит нас к озеру. Это – Песчаное. Ручей Рыборазводный впадает в узкий и длинный заливчик озера. Раздвигая руками тростниковые плавни, мы выходим прямо к срезу воды. Под ногами зыбко колеблется дерновина. От этого, мне становится неуютно на душе.

А, нам – нужно шагать дальше. По этим плавням, с одного берега нашего заливчика на другой, ведёт натоптанная тропа. Дыхан разворачивается вправо и шагает по ней.

– Интересно, это – медвежья тропа или человеческая? – на ходу, интересуюсь я.

Дыхан недоумённо пожимает плечами: «Хм! Откуда, здесь, люди?». На середине заливчика, на самом опасном месте, по тропе проброшены две длинные доски.

– Смотри-ка! – удивляется им Дыхан, – Всё-таки, люди! С каких пор, здесь – люди шляются?! Заповедник, ведь! Надо будет охране заповедника сказать.

Он уверенно прыгает на конец первой доски. Этот конец доски, вместе с несколькими ближайшими метрами зеленеющей ростками тростника дернины, плавно и устрашающе прогибается под воду! Дыхан, не задерживаясь, короткими шажками проходит на середину доски… и дальше. По мере его продвижения, доска сначала выравнивается, а потом – начинает погружать под воду другой свой конец! С ходу перепрыгнув на начало следующей доски, и выровняв её под собой, Дыхан на мгновение оборачивается и машет мне рукой: «Саня! Прыгай!». Обширное пространство зыбкой дернины, медленными волнами, колеблется вокруг…

Холодея душой, я прыгаю на конец первой доски и торопливо продвигаюсь на её середину…